Тунгус и верный

Однажды автор улетал в тайгу и ему нужна была собака—лайка, так как в тайге без собаки нельзя. Собаку он не нашел, но в самолет кто-то втолкнул белую собаку. Когда прилетели, собака пошла за автором, он назвал ее Тунгусом и взял с собой в тайгу…

«Тунгус и верный» читать

Это было в посёлке на реке Ангаре. Я улетал в тайгу, и мне нужна была собака—лайка. В тайге без собаки нельзя.

Стал я в посёлке искать—может, кто собаку продаст?

На одной избушке, на стене, висит медвежья шкура, ог­ромная, от крыши до завалинки. Подошёл к медвежьей шкуре, рассматриваю её. Хозяин вышел. Я спрашиваю:

—Расскажи, как медведя убил!

Стал он рассказывать, как ходил в тайгу, белковать. Слы­шит, собака впереди злобно залаяла, на белку не так ла­ет. Это медведь-шатун был, он под вывороченной ёлкой дремал.

—Подбежал я, медведь топчется, собака его подняла и крутит, не даёт уйти… Я выстрелил—промазал. Медведь бросился на меня. «Ну,—ду­маю,—пропал!» И тут медведь заревел и остановился. Это Ви­люй прыгнул и вцепился мед­ведю в ухо. Я ружьё переза­рядил и убил медведя. В голо­ву попал!

Охотник показал дырку на шкуре, на самом лбу. Вилюй подошёл, обнюхивает меня.

—Не продашь Вилюя?

Охотник засмеялся:

—Что ты, он мне дороже ко­ровы, я без него в тайге про­паду!

Так и пришлось мне улететь без собаки.

Погрузили ящики, спаль­ные мешки. Уже дверь хотели закрывать, и вдруг кто-то бе­лую собаку втолкнул в само­лёт. Она забилась в угол, хвост поджала. Лётчик в кабину прошёл, посмотрел на неё— ничего не сказал. «Наверное,— думаю,—его собака».

Через два часа прилетели мы в посёлок, на Подкамен­ную Тунгуску. Выгрузили ящики, все вышли, лётчик вслед кричит:

—Чья собака?

Все молчат. Лётчик вывел собаку и привязал к старым аэросаням около домика, где живут радисты.

Вечером я из магазина шёл, смотрю—белая собака бежит навстречу. На шее обрывок верёвки болтается. Я ей хлеба дал. Она съела и побежала за мной.

Вошёл я в избу, а собака свернулась клубочком на крыль­це, голову положила на лапы. Я ей каши в котелке вынес, она её съела, руки мне лижет. Я смотрю на неё и думаю: как же её назвать?

—Тунгус, ты чей?

Тунгус подпрыгнул и лапы положил мне на грудь. Так и стал звать его Тунгусом.

Скоро весна. Лёд блестит на реке. В тайге бурундуки про­снулись, вылезли из норок, греются на солнце, пересвисты­вают. В лиственничном пне, под корой, личинки короедов зашевелились.

Я кору отодрал и набрал полную коробку белых червяч­ков. Пробил на реке лунку во льду и положил доску. Лёг на доску, удочку-дергушку закинул в лунку. Вода прозрач­ная, все камешки на дне можно пересчитать.

Стайка хариусов окружила червячка, я дергушку дёргаю, червячок в воде прыгает.

Хариус схватил червячка, я хариуса на лёд выкинул, вто­рого хариуса поймал, третьего… Целая кучка рыбы лежит на льду. Тунгус около рыбы сидит и по сторонам погляды­вает.

Вдруг слышу, Тунгус зарычал и на кого-то бросился. Обернулся, а он чужую собаку отгоняет от нашей рыбы. Ото­гнал, вернулся, сидит караулит. Хочется ему рыбки, да нель­зя, только облизывается.

—На, Тунгус, возьми!

Тунгус самого большого хариуса выбрал и съел.

Скоро вечер, пора домой. Уже к посёлку подходили, вдруг Тунгус кинулся к поваленной берёзе, лает, зубами грызёт кору.

Под корой кто-то пищит. Да это бурундук забился под пень и от страха попискивает!

Я Тунгуса отталкиваю, а он кусается, не хочет уходить. А уже темнеет. Я его уговариваю: «Завтра придём!» Еле от­тащил, вот какой упрямый!

  Весна в тайге. На рассвете глу­харь токует, как деревянный колокольчик гремит.

По озеру плывёт водяная крыса—ондатра, мордочкой разрезает воду.

Тунгус прыгнул в озеро, вот- вот ондатру догонит. Ондатра нырнула, Тунгус закрутился в воде—никак не поймёт, ку­да она исчезла!

Ондатра у другого берега вынырнула, сидит на кочке, отряхивается.

Я выстрелил, Тунгус под­плыл и вытащил ондатру на берег, нюхает её. Я кричу:

—Не тронь!

Тунгус смотрит то на меня, то на ондатру. Я Тунгуса зову, а он ко мне не плывёт.

Пошёл я по берегу озера, в обход. Подошёл—нет ондатры, а Тунгус облизывается и хвос­том виляет.

—Где ондатра?

Тунгус смотрит по сторонам: «Какая ондатра?»

Я на Тунгуса рассердился, а потом вспомнил: я же его забыл накормить. Вот он онда­тру и съел!

  Подкаменная Тунгуска—река быстрая, с водоворотами, поро­гами. Берега с двух сторон сжимают реку каменными ще­ками. Бревно до порога доплы­вёт, под водой исчезнет, вы­нырнет белое. Острые камни на дне всю кору обдерут. На лодке, когда плывёшь, не зе­вай, а то разобьёт о камни.

Мы с Тунгусом спускались на лодке вниз по реке. Один поворот прошли, другой, а за третьим поворотом на берегу стоят берестяные чумы, костёр горит, вокруг костра олени бе­гают, спасаются дымом от ко­маров. Из чума вышел эвенк, кричит, чтобы я Тунгуса при­вязал, а то распугает оленей. А у меня верёвки нет. Тогда эвенк Тунгуса поймал и перед­нюю лапу сунул под ошейник. Тунгус на трёх ногах прыгает, оленей не гоняет.

—А где же,—спрашиваю,— ваша собака?

—Да вот, за бревно привяза­на, однако её комары совсем за­ели!

К полену верёвка привязана, а собаки нет. Подошёл побли­же, смотрю, нора в земле, а в норе собака лежит, морду за­крыла лапами и дремлет.

Комары тучей над ней гудят, собака от них в землю зары­лась.

Эвенк рассказал, что зовут её Верный. Хозяин Верного умер. Когда был жив, вычёсывал Верного, прял шерсть и вязал из неё рукавицы и носки тёплые.

Верный из норы вылез: большой лохматый, как медве­жонок. Только очень старый—морда седая и глаза мутные.

Я у эвенка спросил:

—Что же вы его в чум не возьмёте?

—Старый он, охотиться не может!

Когда Верный молодой был, на медведя ходил, а сейчас никому не нужен. А я по морде вижу: хорошая собака, доб­рая.

—Отдай,—говорю,—мне собаку!

—Однако бери!

Накормил я Верного и привязал в лодке вместе с Тунгу­сом. Они подружились, и мы поплыли дальше, вниз по реке.

  Река на солнце блестит, ветерок комаров сдувает, хорошо плыть. Вдруг ветер переменится, задует с Ледовитого оке­ана, и… опять зима. Снег пойдёт, ветер такую волну разго­нит, что на вёслах не выгребешь… вот-вот нанесёт на камень!

Меня собаки выручили. Подгребёшь к берегу, привяжешь к лодке длинную бечёвку. На другом конце бечевы Тунгус и Верный. Как в упряжке, идут по берегу, а я в лодке—вес­лом подгребаю. Дружно тянут, только вода под лодкой жур­чит.

Как до посёлка дойдём, я их поскорее распрягу. Со всего посёлка собаки на берег бегут встречать лодку. Тунгус и Верный встанут хвост к хвосту и ждут. Собаки их окружат, начинают рычать, обнюхивать, шерсть на загривках подни­мается. Тунгус и Верный никогда не давали друг друга в обиду.

Только на охоту я их вместе не брал.

Однажды разводил костёр на берегу, слышу, в тайге зала­яли. Схватил ружьё, бегу к ним. На высокой сосне глухарь сидит, шею вытянул и клювом щёлкает.

Выстрелил. Глухарь полетел, всё ниже, ниже, собаки за ним. Смотрю, перья и пух летят во все стороны, как будто перину выпустили. А собаки дерут глухаря, пополам делят. Еле отнял. Тунгус всё подпрыгивал, из глухариного хвоста последние перья выдирал.

А один раз Тунгус учуял соболя в ёлках. Стал его облаи­вать. Верный услышал и прибежал. Тунгус под ёлкой лает, а Верный стоит в стороне, ждёт.

Соболь на верхушке ёлки зашевелился, я его ранил. Он вниз стал сползать. Тунгус подпрыгивает, лает на него, а Верный молча стоит.

Соболь вот-вот на землю сползёт. Верный подбежал, подпрыгнул и схватил соболя.

Тунгус зарычал и тоже вце­пился в соболя. Не успел я под­бежать—пополам соболя разо­рвали.

Поэтому я их вместе в тай­гу не брал. Если с Верным иду, Тунгуса привязываю к лодке, а если с Тунгусом, Верного ос­тавляю на берегу.

Соболя Тунгус нашёл, а Вер­ный у него из-под носа выхва­тил. Тунгус это запомнил и отомстил.

Тунгус всегда на носу лод­ки сидел, а Верный был при­вязан на корме. Солнышко пригрело, Верный—собака ста­рая, задремала…

Вдруг слышу, сзади вода бурлит. Оглянулся, а Верного нет. Верёвка из воды торчит. Схватил верёвку и вытащил Верного. Лодка быстро шла, чуть не захлебнулась собака.

А Тунгус на носу сидит и улыбается, вся морда растя­нута, в сторону смотрит, как будто ничего не видел.

Стал я его стыдить: «Что же ты не лаял? Верный—старик. Он утонуть мог!»

Тунгус уши прижал, хвос­том виляет. Стыдно ему!

В Тунгуску впадает речка Чамба, порожистая, с водопадами. Вокруг скалы, на скалах растут кедры.

На Чамбе, под скалой на берегу, стоит охотничья заимка. Крыша земляная, травой заросла.

На заимке живёт охотник Салаткин.

Летом он рыбу ловит, а зимой уходит в тайгу, за белкой, ставит капканы на соболя, на медведя—петли из стального троса.

Осенью, когда по реке ледяная шуга пошла, собрался я домой. Собак отдал Салаткину, просил, чтобы он за Тунгусом присматривал, не давал ему Верного обижать.

Попрощался я с собаками, сел в лодку и стал пробирать­ся в посёлок, на аэродром.

Весной получил я от Салаткина письмо.

Верного медведь порвал, и он умер. Тунгус остался один, ходит соболевать в тайгу и за зиму нашёл сорок соболей и триста белок.

(Илл. Дугина В.)