Весной лесник сеет семена саксаула. Корни саксаула глубоко уходят в землю и не дают пескам засыпать железную дорогу.
В Ленкорань поезд едет по берегу Каспийского моря.
Рисовые поля залиты водой. Вода блестит на солнце. В полях стоят белые цапли и лежат буйволы.
Поезд едет у самой воды. Море здесь совсем мелкое. Вон как далеко от берега рыбаки ставят сети, а вода им только до пояса. Вечером будут варить уху из кутума.
Кутум — большая вкусная рыба. Мы привезли домой твёрдого солёного кутума, завернули его в мокрую бумагу и положили в духовку. Кутум стал мягкий, и мы его съели.
Азербайджанцы говорят: кто поест кутума, тот вернётся в Азербайджан.
Когда-нибудь я поеду ещё раз к тёплому морю.
Мы ехали по Белоруссии. Высоко над лесами летели журавли.
Поезд остановился на разъезде. Я вышел из вагона и стал рвать цветы, а поезд всё стоял. Я рвал цветы, а какой-то мальчик ломал осиновые ветки. Я спросил его, зачем он их ломает. Мальчик рассказал, что осиновые ветки грызут бобры. Они с отцом везут в товарном вагоне бобров из Белоруссии в Сибирь. Там бобров выпустят на таёжной речке, чтоб они прижились.
Наш паровоз загудел, и я поскорее вскочил в вагон. Бобров я так и не увидел, потому что они днём спят в клетках, а ночью едят и купаются в корытцах.
Поезд с бобрами остановили в лесу, чтобы запасти корм и свежую воду.
Вокруг тундра… Загудел паровоз. Взлетели белые куропатки.
Скоро зима. Листья на карликовых берёзках покраснели, а куропатки стали белые как снег. Трудно им теперь приходится— песцы и соколы видят их издалека.
Среди красных берёзок голубые островки. Это мох ягель.
Вон пасётся стадо оленей. Оленеводу помогает лайка. Отстал олень, лайка побежала и вернула его.
Утром я проснулся, а за окном стаи птиц летят на юг — лебеди, гуси, кулички…
Скоро выпадет снег, и белых куропаток на белом снегу не увидят ни песец, ни сокол.
Поезд мчится через тайгу. И на горах тайга, и в ущельях чёрные ели склонились над быстрыми речками. Это Восточная Сибирь. Стрелочник провожает поезд с флажком в руке, а рядом стоит собака лайка, хвост кренделем, ушки торчком.
На горах уже выпал снег, и лайка волнуется. Ей хочется в тайгу: распутывать свежие следы, искать соболя.
Вон идут люди, несут мешки с кедровыми орешками. Они шишковали в горах — сшибали шишки с высоких кедров. Спелые орешки и медведи любят. Они орешками отъедаются и всю зиму в берлоге спят.
Вон на заборе сушится медвежья шкура, хорошо бы поезд остановился. Я бы побежал, потрогал шкуру и спросил у охотника, как он убил медведя.
Наш поезд подъезжал к Владивостоку. Я стоял у окна и смотрел на сопки. Вдруг сопки кончились, и я увидел Амурский залив.
Вода в заливе была зелёная, океанская.
Далеко-далеко качались на волнах рыбацкие суда. Над ними с криками кружились чайки.
Поезд мчался по самому берегу. Я высунулся в окно. Пахло морем. Я увидел белое облачко над волнами, потом опять облачко-фонтан.
Солнце слепило, но я сразу понял, что это кит пускает фонтан из ноздри. И мне захотелось поскорее приехать во Владивосток.
Очень быстро мчится поезд, следует всё разглядеть…
(Илл. Устинова Н.)