В степи
Степь — как море! Ранней весной это море жёлтое, а как загустеют белые ковыли — станет степь серебристой. И потекут по серебристой равнине волны степного ветра и тёмные тени светлых облаков.
Заманчиво пройти по степи. Не пожалеет тот, кто туда отправится.
Днём и ночью происходят в степи необычайные события. От весны до весны встречаются удивительные животные. Зайчики, которые живут под землёй. Маленькие лисички, ростом с кошку, и огромные птицы, ростом с овцу. Домоседы-байбаки, всю жизнь сидящие у своей норы, и непоседливые сайгаки, всю жизнь переходящие с места на место.
В путь, в путь — сейчас всё увидим сами.
Что важнее всего
— Глаза! — свысока посмотрела Дрофа.—Важнее всего в степи глаза! Вовремя увиденный враг — уже половина врага.
— Ноги! — сердито топнул Заяц-русак.—Ноги нужнее всего. Ноги — хе-хе! — и от половины и от целого врага унесут!
На шум из норки выглянул Суслик. Посмотрел на Дрофу, повернулся к Зайцу, сел на пяточки и ввязался в спор.
— Глаза и ноги нужны, согласен. Но полный покой только в моей норе. Полёживаю себе, не утруждая ни глаз, ни ног.
— Что за охота день-деньской под землёй лежать!— снова рассердился Заяц-русак.—Темно, тесно, грязно.
— Верно! — свистнул Суслик.—То есть совсем не верно! Верно, что скучновато в норе. И тесновато. И рыть её — удовольствие небольшое. Но зато какая надёжность! Хоть глаза просмотри — лучшего не увидишь, хоть сбейся с ног — а лучшего не найдёшь. Чуть что — чур-чура! — я дома. А вы? Глаз проморгает, ноги вовремя не унесут — пропали. Останутся от вас пух да перья, ушки да ножки.
Но Дрофа всё равно хорохорится;
— Уж я-то не прогляжу!
И Заяц храбрится:
— Меня-то уж никто не догонит!
А того не знают, что зубастый Корсак — степная лисичка — за бугром притаился. К земле приник и шепчет себе под нос:
— Что мне ваши глаза, нора и ноги. Нос в степи главнее всего! Такой вот, как у меня. Его только по ветру держи, а он уж знает, куда ведёт. Вот на вас вывел— бери на выбор.
Кинулся Корсак из-за бугра— и остался с носом! Дрофа взлетела, Заяц умчался, Суслик в нору нырнул.
Порыскал Корсак, понюхал следы, поскрёб землю лапой — да и потрусил ни с чем.
А Заяц круг отмахал и снова к норе вернулся. А там уже Суслик ждёт.
-— Видал?!—Заяц ему кричит.— Ты до трёх досчитать не успел, а меня и нет! Ноги в степи самое главное!
И Дрофа вернулась:
— Вот что такое глаза! Раз- два — увидела! И улетела.
Суслик бока почесал, догрыз одуванчик и говорит:
— Вот ты, Заяц, всё ноги свои расхваливаешь. А они ведь первые твои враги! След оставляют. Ты вот сидишь сейчас, похваляешься, а Корсак, может, по следу уже бежит, как по верёвочке. И прямо к тебе! И ты, Дрофа, на глаза не нарадуешься, а Корсак, может, снова за бугром спрятался. Принюхивается. И ждёт только, чтобы ты отвернулась. Нос его понадёжнее ваших ног и глаз. И был бы он в степи самым надёжным — если бы не нора! Так что копайте нору.
А Корсак и вправду уже за бугром: нос его снова сюда привёл. Лежит, вынюхивает— с кого начать? С Дрофы остроглазой, с быстроногого Зайца или с Суслика-землероя?
Не утерпел, взмахнул хвостом и кинулся на авось. И снова остался с носом! Но снова не унывает: нос вверх задрал и по ветру держит. Верит в свой нос.
С незапамятных времён тянется этот спор: что важнее в степи — нора, ноги или глаза? Каждый расхваливает своё и с другими не соглашается. А раз друг друга не переспорят, наверное, важно всё. Все правы, раз не могут без этого обойтись.
На чужих крыльях
Не у всех семян есть крылья-летучки, не все могут по воздуху расселяться. У кого своих крыльев нет — тот на чужие надеется. Были бы закорючки.
Птичка-каменка на бурьян присядет — семена снизу в перья вцепляются. Жаворонок забежит в бурьян — семена на спину посыпятся. Сова от солнца в бурьян забьётся — семена её с ног до головы облепят. Вбуравятся, вцепятся, приклеются. И полетят на чужих крыльях на новые места — прорастать.
Скворцы-молодцы
Облюбовали скворцы нору в обрыве. Надёжное место: ни сверху, ни снизу не подобраться. И от дождя с ветром скворчата укрыты. Но вот беда — развелись в норе птичьи блохи!
Скворцы — птички опрятные. Любят купаться, чистить пёрышки.
Даже скворчата, когда подрастут, в гнезде не пачкают, а высовывают для этого из гнезда свои куцые хвостишки.
Блохи кусали скворчат! Скворчата бились в тесной норе, как рыбы в сачке. Один скворчонок даже вывалился из гнезда, и его сцапал степной хорёк.
Но вот на краю обрыва загустела голубоватая травка. Скворцы уже копошились в ней. Защемив травинку клювом, они сердито трясли головой и упирались ножками в землю. Скворцы выдирали траву!
С пучком травы в клюве скворцы залетали в нору и выстилали своё гнездо. И тут блохи начали выскакивать из гнезда. Да так, словно в гнезде пожар!
Скоро блох в гнезде не осталось. И скворчата успокоились.
Я сорвал листик голубоватой травы, размял в пальцах. В нос ударил такой резкий запах, что я чихнул. Полынь! Так вот чего испугались блохи — полыни. Полынь для них страшнее, чем дым для комаров.
Ай да скворцы-молодцы!
Догадливый хомяк
Повезло хомяку — наткнулся на птичье гнездо. Лежат на земле два большущих яйца. Забирай и пируй!
Только вот лапками яйцо не обхватишь — выскальзывает. И за щёку не затолкать — не помещается. А бросить жалко.
Возился хомяк, примеривался, пыхтел, сопел — не получается. Тогда упёрся лбом в яйцо — и покатил к себе в нору. Если дело не по зубам, не по лапам — головой работать надо!
Задом наперед
Живёт в степи зверюшка, у которой всё не как у других, всё наоборот. Все по земле бегают, а она — под землёй. Все у травы вершки объедают, а она — корешки. И это ещё не всё!
Вот вы рот откроете — что окажется впереди? Конечно, губы, а за губами — зубы. Иначе и быть не может. А у этой зверюшки может! Зубы впереди, а за ними губы. Если даже рот у неё закрыт — зубы всё равно будут торчать вперёд. Так ей удобней, земля не попадает в рот, когда зверюшка роет её зубами. Зубы роют, а губы смыкаются позади выступающих зубов и закрывают рот.
У других зверьков ушки торчком стоят, а у этой их даже не видно: в тесных лазах стоячие уши только мешают.
Все в темноте стараются глаза пошире открыть, а эта в тёмной норе глаза совсем закрывает — хотя они у неё и без того чуть побольше макового зёрнышка. Широко откроешь — только землёй засыплешь.
Даже бегает эта зверюшка… задом наперёд!
Все вперёд головой бегут, глазами вперёд глядят, а эта, бывает, мчится вперёд… хвостом! Да ещё и глаза зажмурит.
Не всегда развернёшься в узкой норе, вот и приходится «включать» то передний, то задний ход.
Диковинная зверюшка! И имя у неё необычное — слепушонка.
Разговоры в степи
ЖАБА И ЖЕРЛЯНКА
— Смотрю на тебя, Жаба, и жить неохота! Будь я такая же безобразная—в первой канаве бы утопилась.
— Ты, Лягушка-жерлянка, лучше на себя посмотри.
У меня хоть глаза красивые — изумрудные. А у тебя? Ничего красивого нет.
— А живот? Ты видела мой живот? Чёрно-бархатный с алыми разводами. С таким животом жить да радоваться!
УДОД И БАЙБАК
— Скажи, зверёк Байбак, что лучше всего?
— Поспать, птица Удод. Подремать всласть.
— Ну а ещё что, поважнее?
— А поважнее — поесть. Досыта.
— Ну а ещё важнее?
— Бока на солнце погреть. Чтоб аппетит нагулять, чтобы в сон клонило.
— Ну, а самое важное, самое главное? Лучше чего уж и быть не может?
— А для нас, байбаков, это и есть самое главное, самое важное. И ничего лучше этого нет!
БОГОМОЛ И ХОМЯК
— Ау, Хомяк, куда спешишь? Спотыкаешься даже…
— На работу, Богомол, на работу! Пшеница поспела, пора урожай убирать.
— А пшеничка-то вроде не твоя. И сеять её ты не помогал!
— Виноват, Богомол, не помогал. И теперь исправляю ошибку: сеять не помогал—убирать помогу.
СИЗОВОРОНКА И СТРЕПЕТ
— Эй, Стрепет, умеешь ли в воздухе кувыркаться?
— Чего не умею — того не могу.
— А я могу! А падать штопором ты умеешь?
— Чего не могу—того не умею, Сизоворонка.
— А я умею! И выходит, что крылья мои лучше твоих.
— А свистеть твои крылья умеют? А мои на взлёте свистят. И всех об опасности предупреждают. А это поважней, чем только кувыркаться и штопором падать!
ЖУРАВЛЬ-КРАСАВКА И САЙГАК
— Остановись, Сайгак, не видишь, какую воду пьёшь? Мутная-мутная!
— Уж такая, Красавка, мутная, что хуже и не бывает.
— Да ещё, наверное, и солёная?
— Уж такая, Красавка, солёная — прямо язык щиплет.
— Так что же за удовольствие такую воду пить?
— Да разве для удовольствия я эту воду пью? Пью уж какая есть, пока и эта не высохла…
Загадочные истории
БЕГАЮЩИЕ КУСТЫ
Зверь бежит, птица летит, лягушка прыгает — никто не удивляется. А если куст побежит — что тогда?
Бежал, скакал и летел по степи… куст!
Представьте: дерево бы захотело — и пошагало! Цветок вздумал — и полетел. Травинка развеселилась — и запрыгала! Невероятно! Но куст и в самом деле прыгал, бежал и скакал — да так, что и не догонишь!
(Отгадка)
Бежал настоящий куст: стебельки, ветки, листики. Только скручены в шар.
До поры до времени рос он на месте, как все другие кусты. Но когда семена созрели, корень у него перепрел, ветер сорвал куст и покатил. Запрыгал куст на бугорках, полетел по воздуху. Мчится — и семена рассеивает, как сеялка. Вырастут из семян новые кустики, такие же удивительные — бегающие. Бегающие кустики знаменитого степного «перекати-поля».
ЧТО ЗА ЗВЕРЬ?
Иду, а под ногой вдруг шорох. Эй, кто там возится под землёй? Землеройка?
— Не землеройка.
— Может, ты, крот, тогда?
— И не крот! Попробуй-ка, догадайся.
— Тогда назови приметы. Какие, к примеру, уши?
— Уши похожи на заячьи.
— А ноги?
— И ноги похожи на заячьи.
— А голова?
— И голова, и тело похожи на заячьи. И прыгаю, словно заяц. И травку заячьими зубами зубрю.
— Так, значит, ты заяц и есть! Да или нет?
И да и нет. Заяц я и не заяц. Угадал ты и не
( Отгадка)
Да, заяц и не заяц! Не заяц потому, что тушканчик. А заяц потому, что его называют зайцем. Земляной заяц — самый большой из всех тушканчиков, ростом с зайчонка. А «земляной» потому, что живёт под землёй в норе и только по ночам выходит из неё пастись и бегать.
Кто что умеет
Много в степи удалых прыгунов, бегунов, землероев. А хитрецов и того больше. Собрались раз все вместе и расхвастались.
— Я, Суслик, пыль в глаза умею пускать! Увижу Лису, юркну в норку, она за мной, а я ей лапами пыль в глаза. Пока проморгается, прочихается — ищи-свищи!
— А я, утка Огарь, цветом — как апельсин! И птенцов под землёй вывожу. А видели вы когда-нибудь уток апельсинового цвета? А слышали, чтобы утки в норе утят выводили?
Зверьки и птицы слушали, слушали и сами хвастаться стали.
— Я, Щурка, кусачих ос не боюсь. Могу проглотить вместе с колючим жалом. И даже колик в животе не будет!
— А мы, розовые скворцы, можем справиться с целой стаей саранчи!
— А у меня, Корсака, в норе шестнадцать щенят! У кого ещё столько детей бывает?
— Подумаешь, удивила! Я, Хорь степной, и по восемнадцать детей выращивал.
— Но больше всех детей у меня, Серой Куропатки. Бывает, по две дюжины яичек в гнездо несу. Целое лукошко!
— А я, Зелёная Жаба, детей не дюжинами считаю, а сотнями! Дюжина сотен, тысяча двести головастиков! И ещё петь умею — как птица певчая. Меня за пение знатоки-любители даже в клетке держат.— И Жаба пропела очень приятно— как серебряный колокольчик. И в самом деле не хуже птицы.
— Петь, конечно, приятно. Но ещё приятнее танцевать!
Это сказал Журавль-красавка. И тут же пустился в пляс. Свесил широкие крылья и запрыгал на длинных ногах. Даже Дрофа удивилась: так танцевать она не умела. Она умела только пыжиться, как индюк, закидывать голову на спину и топтаться на месте.
При этом она становилась сама на себя не похожей — клубок всклокоченных перьев!
— Не умею я прыгать, как журавль!— бормотала она.— Но пусть он попробует распушиться, как я! Ничего у него не получится. Как поставлю все перья дыбом — вдвое толще стану.
Столько в степи ловкачей — что и не знаешь, кто лучше всех. Все хороши!
(Илл. Чарушина Н.)
12
6
3
3
6
5
