В песках
Пустыня — это жёлтое и голубое. Жёлтое — пески под ногами, вокруг, сколько видит глаз, и ещё дальше— за горизонтом. Голубое — небо. Оно в пустыне такое же неоглядное, как и пески.
Песчанкин дом
Сидела у норки Песчанка и радовалась: до чего же хорошо на солнышке! Би-биб, би-биб! То один бок погреешь, то другой. То спиной вверх, то животом. И если бы не дела и заботы, так весь бы день с боку на бок и переворачивалась. Но дела, дела — траву подгрызать и носить к норке надо. А тут ещё все мешают! Думаете, Орёл в небе просто так кружит? Это он нас, песчанок, высматривает. Думаете, Кот барханный за кустом просто так сидит? Тоже нас подкарауливает. Но Орла и Кота я не очень боюсь, им, здоровенным, в нору ко мне не пролезть. Мне, главное, не проглядеть бы Варана! От него и в норе не спасёшься. Ой — би-би-б! — а он тут как тут! Подкрался злодей зубатый!
Кинулась Песчанка в нору — как сквозь землю провалилась. Варан за ней. Сунул щучью голову в нору и шипит сквозь частые зубы:
— Слышу, слышу — недалеко спряталась. А ну, выходи по-ххорошему! Не ххочешшь? Тогда я к тебе сам приду!
Песчанкина нора — целый подземный лабиринт: ходы, тупики, отнорки. И везде кто-нибудь живёт. Продирается Варан по подземным ходам, а на пути — Жаба.
— Что это за чучело пучеглазое? — шипит Варан.— Ещё и пятнистое!
— Я не чучело,— отвечает Жаба,— я Зелёная Жаба, жиличка Песчанкина.
— А что ты тут, Зелёная Жаба, делаешь, а?
— Я тут ночую или, вернее, днюю. Я существо нежное, кожа у меня тонкая, мне днём под солнцем никак невозможно — засыхаю. Поэтому я днём сплю, а гуляю ночью. Утречком снова в нору. Я у Песчанки угол в норе занимаю. Самый сырой.
— А где же твоя хозяйка? — шипит Варан.—Покажи мне её, я по ней соскучился…
— Не покажу, ни за что! Песчанка меня приютила, а я ей злом за добро? Не хочу неблагодарной быть!
— Тогда я тебя съем, прямо в твоём сыром и тёмном углу! — рассердился Варан.— Вот сейчас и съем!
— А я невкусная, несъедобная,— заурчала Жаба, — у тебя живот заболит.
Щёлкнул Варан зубами, отпихнул Жабу когтистой лапой и давай дальше продираться по лабиринту. На пути у него — Жук-скарабей. Варан посмотрел на него и спрашивает:
— Ты кто такой, навозник, что ли?
Жук-скарабей обиделся:
— Я — священный Жук- скарабей! В древние времена моими изображениями люди дворцы украшали.
Очень удивился Варан:
— Если ты такой знаменитый, так что же ты не во дворце живёшь, а в тёмной норе копошишься?
— Я-то? — растерялся Жук- скарабей.— Так у меня же, как вы справедливо заметили, ещё одно имя есть—Жук-навозник. Так вот я и того… Кое- что собираю здесь—есть-то надо…
Ухмыльнулся Варан.
— Вот и мне надо есть. А Песчанка удрала. Отвечай — куда она спряталась?
— Всё я тебе рассказал,— заскрипел Жук-навозник.— А этого не скажу. Я друзей не выдаю.
— Ты не скажешь — другие скажут, — зашипел Варан,— много вас тут в норе, приживальщиков. Эй, бабочки, Песчанку видели?
В норе Песчанки скрывались от жары и солнечного света ночные бабочки. Они сидели на стенке норы и поводили усиками.
— Мы ничего не видели. Мы ничего не слышали, мы ничего не знаем!—зашелестели бабочки.— Нас тронешь — поперхнёшься, подавишься, задохнёшься!
Варан и сам знал, что крылья у бабочек сухие, жёсткие и в пыльце. Стал продираться дальше. Видит—в от- норке птичка Каменка притаилась. Спрашивает её ласково:
— А ты, Каменка-плясунья, что в норе делаешь? А? Уж не бабочек ли ловишь?
— Нет,— отвечает Каменка,— у меня тут гнездо в отнорке, а в гнезде яички лежат.
— Ага, проговорилась! — обрадовался Варан.— Где гнездо? Давно яиц не глотал, даже охрип маленько. Сейчас горло своё смягчу!
Перетрусила Каменка, стала Варана упрашивать:
— Я,— говорит,— всё сделаю для тебя, только гнездо не трогай.
— Ладно,— отвечает Варан,— не трону твоего гнезда, если ты мне Песчанку покажешь. А не покажешь — берегись!
— Покажу, покажу,— запищала Каменка.— Вон в том отнорке она. Поторопись!
— Вот как я ловко тебя запугал! — обрадовался Варан.— Теперь-то уж Песчанка моя!
И полез, шипя, в отнорок. А Каменка смотрит вслед и хихикает. Она-то знает, кто там, в отнорке, сидит. Нарочно Варана туда послала, чтобы Песчанку спасти.
Чует Варан, что кто-то сидит в отнорке, а кто — не видно. Только хотел спросить, а его самого спрашивают:
— Ты кто такой?
— Я? — удивился Варан.— Я гроза сусликов и песчанок. Я самая большая ящерица в пустыне! Шшшш!!!
— А я,—слышит в ответ,— Хорь-перевязка! Гроза песчанок, сусликов и варанов!
Испугался Варан, заговорил шёпотом:
— Отдай мне мою Песчанку—я и уйду.
А Перевязка ему отвечает:
— Нет тут ничего твоего! Тут всё моё! Я тут охочусь! А ты — моя добыча!
Сцепились Варан с Перевязкой — пыль по подземным ходам заклубилась. Притихли все вокруг, слушают— кто кого? И Песчанка слушает. Она давно из норы вылезла, наверху сидит.
— Страх берёт, как дерутся,— шепчет Песчанка.—
Может, и их, хищников, страх возьмёт, отвадят друг друга от моей норы? Эх, зажила бы я спокойно, в ладу со всеми своими жильцами. Хорошие они у меня, никто Варану не выдал.
Тут под землёй драка кончилась, разбежались Перевязка и Варан в разные стороны. Варан рядом с Песчанкой высунулся из-под земли.
— Эй, Песчанка, куда Перевязка удрала?
— Влево! — испугалась Песчанка.
— Тогда мне вправо! — фыркнул Варан и запылил по пескам.
Тут и Перевязка выскочила из норки:
— Ау, Песчанка, куда Варан побежал?
— Вон в ту сторону побежал! — опять испугалась Песчанка.
— Раз в ту, то мне в другую! — взвизгнула Перевязка и ускакала.
Песчанка посмотрела им вслед, успокоилась—да и за дело. Траву зубами косить, в зубах в нору носить.
Черепаха
Странный след на песке — словно проехал игрушечный грузовик. Это проползла черепаха. Кончился её долгий зимний сон. Черепаха выползла из норы, в которой спала полгода, и отправилась искать свежую травку.
Вот бы удивились те, кто привык считать черепах медлительными,—черепаха почти бежала! Удивились бы и те, кто считает черепах неуклюжими,— черепаха ловко взбиралась на самые крутые склоны. Правда, однажды она сорвалась, скатилась вниз и перевернулась на спину. И тут бы удивились те, кто привык считать черепах неповоротливыми: черепаха вытянула шею, упёрлась головой в песок—раз! — и встала на ноги! И всё это было видно по её чётким следам.
А вот и сама черепаха. Бойко вышагивает по песку. На пути у неё ящерица—ушастая круглоголовка. Стоит на пяточках — горячо! — и хвостом обмахивается — жарко! Увидела черепаху—как разинет рот до ушей! И даже шире: в углах рта у неё раскрылись веером две красные складки, как уши. Рот с ушами!
Но черепаха даже в сторону не свернула. Знала, что круглоголовка только на вид страшная, а сама безобидная. И пугает она… со страху!
Заяц-песчаник встал столбиком — смотрит на черепаху. Тонкопалый суслик перестал песок рыть и тоже на черепаху смотрит. Саксаульная сойка промчалась мимо. Но черепаха на них не посмотрела. Скорее найти траву: полгода ведь не пила, не ела!
Встретилась на пути ящерица-агама. Надулась, поднялась на кривых ножках, на горле отвисла кожа — как синяя борода. И бока стали синими. Но и это черепаху не испугало — шагает себе напрямик!
Скорпиона не испугалась, фалангу не испугалась. Даже песчаного удав- чика не заметила, хотя он совсем рядом с нею прополз.
Но вот когда накрыла её тень орла, черепаха быстро спрятала в панцирь ноги и голову—словно юркнула в дом и дверь за собой захлопнула!
Орёл рухнул сверху. Скогтил черепаху, взлетел и понёс её к далёкой скале, где он всегда расправлялся со своей добычей. Но тут к нему бросился другой орёл и стал отнимать поживу. Орлы сцепились в воздухе, хрипло крича, а черепаха упала вниз — прямо в густую траву. В ту самую, которую так долго искала!
На память о приключении остались на панцире длинные царапины — следы орлиных когтей.
Разговоры в песках
ВОРОБЕЙ САКСАУЛЬНЫЙ И ВОРОБЕЙ ПУСТЫННЫЙ
— До чего, сосед, я хитро устроился — взял и свил гнездо в узком дуплишке! Мне теперь даже барханный кот не страшен!
— А я, сосед, ещё хитрее придумал. Я своё гнездо под орлиным гнездом свил! Мне теперь не то, что барханный кот, мне теперь даже каракал — пустынная рысь нипочём. Орлы моё гнездо теперь охраняют!
СЫЧ И УДОД
— Почему ты, Удод, без конца кричишь: «Худо-тут! Худо-тут!»
— А потому, Сыч, что тут хорошо!
— Вот и кричал бы тогда: «Хорошо-тут! Хорошо- тут!»
— Ишь ты какой! Чтобы другие удоды услышали и меня с хорошего места прогнали? Ни за что! «Худо- тут! Худо-тут!»
ЁЖ И ЧЕРЕПАХА
— Эй, Черепаха, а вдруг тебя Лиса схватит, а?
— А я, Еж, в свой костяной панцирь спрячусь и лапками вход захлопну. Лиса зубами пощёлкает и за тобой побежит.
— А я в колобок съёжусь и колючки выставлю. Лиса нос уколет, заплачет, да и уйдёт ни с чем.
ЗАЯЦ-ПЕСЧАНИК И МОХНОНОГИЙ ТУШКАНЧИК
— У тебя, Тушканчик, четыре лапы, а следы на песке только от двух. Ты куда две ноги подевал?
— А у тебя, Заяц, задние лапы на следах почему-то впереди передних. Может, ты хвостом вперёд бегаешь?
— Это у меня, Тушканчик, от скорости: так тороплюсь, что задние ноги передние обгоняют!
— И у меня, Заяц, от скорости: на одних задних скачу, чтобы передние не задерживали!
Загадочные истории
ПРОПАВШАЯ РУБАХА
Живёт в песках ящерица — сцинковый геккон. Очень красивый геккон. Особенно хороша у геккона кожа- рубаха— вся в золотых и медных чешуях-пуговицах. И штаны хоть куда: чешуйки, как рюшечки и оборочки.
Но всему свой срок: выцвела рубаха, запачкались штаны, протёрлись рукавчики на локотках. Пора одёжку менять.
Для геккона сменить костюм не задача. Надо укрыться в норку подальше от любопытных глаз, да и стянуть с себя лапками износившуюся кожицу-одежонку. А под ней уже готова новая: чистая, в блестящих чешуях, с белыми рюшечками и оборочками на штанах.
Геккон так и сделал: спрятался в тёмную норку и начал переодеваться. И вот геккон во всём новом.
Старой рубахи в норе нет. А старая где рубаха?
(Отгадка)
Старую рубаху, понятно, геккону ни в штопку, ни в стирку не сдать. Но и выбросить жалко!
Как только стянет её геккон с себя, так берёт в передние лапки, складывает в комочек, да и в рот! Съест целиком рубаху—ещё и оближется. Не пропадать же добру!
ГДЕ БЫ СПРЯТАТЬСЯ?
Ни густого деревца, ни зелёного кустика—один песок вокруг. Где же тут тень найти? Невозможно же в таком пекле жить, где от солнца укрыться? Как только обитатели песков не изжарятся?
(Отгадка)
Если бы обитатели песков не знали, куда от солнца прятаться, то многие бы и вправду изжарились заживо.
Песчанки, суслики, ночные бабочки, жуки прячутся в норы. Удавчики, сцинковые гекконы зарываются в глубь песка, во влажный слой. Мелкие птицы прячутся в норы, в колодцы, в тень камня. А орлы, бывает, кружат в тени высокого облака!
ЗАЧЕМ ТУШКАНЧИКУ ХВОСТ?
У тушканчика хвост вдвое длиннее тела: понятно, что он ему очень нужен. А зачем? Зачем тушканчику хвост?
У лошади хвост — мухобойка, у рыбы — весло, у дятла— подпорка. А у тушканчика? Мух ночью нет, плавать ему негде и по деревьям тушканчик, как дятел, не лазает. А хвост — длинней, чем у всех!
(Отгадка)
Сидит тушканчик на задних ножках, в передних держит веточку—обгладывает. А чтобы удобнее было сидеть — на хвост опирается. Хвост у него — ПОДПОРКА И ТОЛКАЧ — помогает при первом прыжке от песка оттолкнуться. А когда поскачет на двух ногах — а это труднее, чем прыгать на четырёх!—хвост помогает ему сохранять равновесие — хвост БАЛАНСИР. И это ещё не всё. На конце хвоста у тушканчика белая кисточка. Для друзей это УКАЗАТЕЛЬ — я тут, за мной! А для врагов — ОБМАНЩИК. Вильнёт на бегу белой кисточкой вправо, а сам прыгнет влево.
Кто что умеет
Ящерица-круглоголовка может в одну секунду в песок зарыться. Прижмётся к песку животом, задрожит, затрясётся и… «утонет»!
Пустынный козодой может пить… на лету! Пронесётся над самой лужей и подчерпнёт клювом воду.
Пустынная рысь каракал может сбить взлетевшую птицу лапой!
Черепаха может проспать в году восемь месяцев.
Тонкопалый суслик может учуять сквозь песок даже маленькую луковичку тюльпана. А как учует—раскопает и съест.
Песчаный удавчик умеет ползать под песком так же легко, как рыба плавать в воде.
Мохноногий канчик за пятнадцать минут может выкопать в песке нору длиной в полтора метра.
Жёлтый суслик может девять месяцев в году не пить и не есть.
Ушастый ёжик может съесть самую ядовитую змею, фалангу, скорпиона, ядовитого паука тарантула— и хоть бы что! Даже живот не заболит.
(Илл. Чарушина Н.)