Жили-были две вороны. Они свили себе гнездо на старом тополе, единственном старом тополе в грушевом саду.
Под корнями этого тополя, в норе, жил Гремучий Змей. Он был очень старый и очень большой, и, когда он тряс своим хвостом с трещотками, шум был такой что его могли слышать школьники в Литлроке.
Гремучий Змей почти всё время спал, но каждый день точно в половине четвёртого он вылезал из норы и забирался на дерево, чтобы заглянуть в воронье гнездо.
Если в гнезде лежало яйцо — а оно почти всегда там лежало,— Змей, не раздумывая, набрасывался на него и проглатывал целиком вместе со скорлупой.
После вкусного завтрака он уползал обратно в свою нору и снова ложился спать.
Каждый день ровно в четверть четвёртого миссис Ворона ходила в бакалейную лавку за всякими мелочами. И вот когда она возвращалась оттуда, в гнезде уже было пусто.
«Что могло случиться с моим дорогим яичком?» — ничего не понимала миссис Ворона.
Она повсюду искала своё бледно-зелёное с маленькими чёрными крапинками яичко, но никогда не находила его, поэтому почти каждый день после вечернего чая миссис Ворона откладывала ещё одно яйцо. Так продолжалось долго, пока однажды она не вернулась домой раньше обычного и не застала Гремучего Змея на месте преступления.
— Чудовище! — закричала она.—Что ты делаешь?!
— Я завтракаю! — чавкал Змей набитым ртом и не спеша сползал вниз по дереву.
Мистер Ворон работал помощником управляющего аптекой в Пальмовой долине. Когда в тот вечер он вернулся домой, то нашёл свою жену бледной и осунувшейся. Она сосредоточенно расхаживала взад и вперёд по ветке перед гнездом.
— Что случилось, дорогая? — спросил он.—Ты выглядишь совсем больной. Уж не переела ли ты опять, а?
— Какой ты грубый и бесчувственный!—вспыхнула миссис Ворона.— Я работаю для тебя не покладая крыльев да ещё каждый божий день откладываю свежее яйцо, конечно, кроме воскресений и государственных праздников. Двести девяносто семь яиц в год — и ни одного птенца! И всё, что ты можешь сделать,— это спросить: не переела ли я?! А я вся дрожу, когда думаю об этом отвратительном Гремучем Змее.
— Гремучем Змее? — переспросил мистер Ворон.— Каком Змее?
— Таком, который съел все мои дорогие яички,— ответила миссис Ворона и залилась слезами.
Когда, наконец, она смогла объяснить, что же случилось, мистер Ворон покачал головой:
— Это серьёзно, с этим нужно что-то делать.
— Почему бы тебе не спуститься в нору Змея и не убить его? — всхлипнула миссис Ворона.
— Я не думаю, что это очень хорошая идея,— ответил мистер Ворон.
— Ты что, испугался? — вспыхнула миссис Ворона.
— Испугался? — повторил мистер Ворон.— Я вовсе не говорил, что испугался. Я только сказал, что не думаю, что эта идея очень удачная. Должен тебе сказать, что твои идеи редко бывают удачными. Я лучше поговорю со своим другом Филином. Филин — это голова. Его идеи всегда лучше твоих.
Старик Филин жил на высоком тополе во дворе мистера Оста. Он работал сторожем по ночам, поэтому целый день, как правило, спал.
Когда мистер Ворон постучал в его дверь, он как раз собирался вставать.
— Входи, приятель,—пригласил Филин.— Извини, что я в комнатных туфлях.
Мистер Ворон присел и, пока Старик Филин брился и расчёсывал перья, рассказал ему всю историю.
— Ну-у-у…— протянул Старик Филин, когда мистер Ворон закончил,— сейчас можно только сидеть и ждать.
И с этими словами старик Филин полетел вниз, в сад мистера Оста, и там приземлился на клумбу.
— Ох, какая грязь! — сказал мистер Ворон, приземлившись рядом с другом.
— Ты слишком много говоришь. Закрой свой клюв и делай всё, точно как я,—посоветовал старик Филин.
Сказав так, он набрал полную горсть грязи и сталлепить из неё яйцо. Мистер Ворон делал то же самое. А когда они закончили, старик Филин взлетел на крышу дома—туда, где была печная труба. Печку как раз топили; и труба была горячая. Старик Филин положил яйца в консервную банку и поставил её на трубу.
Потом друзья полетели домой к Филину и поужинали. Когда они вымыли посуду и послушали по радио вечерний концерт, было десять часов и луна ярко светила над горами.
— Я думаю, наши яйца уже готовы,— сказал старик Филин.
И они опять полетели на крышу. Действительно, глиняные яйца вполне пропеклись и стали твёрдыми, как камень.
— Какого цвета яйца откладывает твоя жена? — спросил старик Филин.
— Бледно-зелёные с маленькими чёрными крапинками,— ответил мистер Ворон.
— Так,— на минуту задумался старик Филин,—сегодня, к твоему счастью, сын мистера Оста бросил краски во дворе…— И взяв яйца, он слетел на стол в саду, где лежали кисти и стояло несколько баночек с красками.
Старик Филин и мистер Ворон разрисовали яйца так, что они стали совсем как настоящие. Друзья высушили их над трубой и около полуночи, когда краска совсем высохла, полетели на старый тополь, где миссис Ворона ждала их с нетерпением.
— Так,— закричала она,—кто из вас решился спуститься вниз и убить Змея?!
— Никто,— ответил мистер Ворон.
— Никто? — взвизгнула миссис Ворона.— Значит, двести девяносто семь моих дорогих яичек должны пропадать в глотке этого отвратительного Змея? И это никого не волнует?!
— Дорогая,— сказал мистер Ворон,—ты слишком много говоришь. Закрой свой клюв и вылезай из гнезда.
Миссис Ворона, конечно, обиделась, но всё же послушала своего супруга.— И старик Филин положил глиняные яйца в гнездо.
— Для чего это? — полюбопытствовала миссис Ворона.
— Сиди и жди,— многозначительно сказал старик Филин и полетел к своему родственнику охотиться на сусликов.
На следующий день миссис Ворона, как обычно, отправилась в лавку за покупками. В это время Гремучий Змей проснулся и опять почувствовал голод. Он, как обычно, влез на дерево, чтобы опять подкрепиться.
— Сегодня целых два яйца, ням, ням!—зачмокал губами Змей. (Ну, конечно, потому что у него были очень плохие манеры. Да, его матушка совсем не заботилась о его воспитании!)
Потом он вытянул шею и проглотил оба яйца целиком одно за другим.
После обильного обеда Змей растянулся на ветке, чтобы погреться на солнышке. Устраиваясь поудобнее, он лениво бормотал:
Как хорошо уметь летать, но у меня—ням-ням! — нет крыльев,
А я и рад, ведь так приятно полежать, на солнышке погреть—буль-буль!— животик и потрещать хвостом…
Хоть нету ножек у меня и не умею бегать я, зато умею ползать.
Могу забраться высоко — в воронье гнёздышко — и пообедать там. Ням-ням, ням-ням…
Вдруг он перестал бормотать.
«У этих яиц, должно быть, очень толстая скорлупа,— подумал он.— Обычно они разбивались раньше, чем попадали ко мне в живот. Но на этот раз, кажется, всё по-другому».
Вдруг Змей почувствовал жуткую боль в животе.
— Ох! — закряхтел он.— Ой! Ай! Ах! Ух!
Боль всё усиливалась и усиливалась.
— Ой! Ай! Ох!—Змей стал корчиться от боли, извиваться, крутиться и вертеться.
Он крутился и вертелся, вертелся и крутился. И докрутился до того, что совсем перестал соображать, что делает: взял и привязал свою шею к ветке морским узлом. А освободиться уже не смог. Но его знаменитый хвост с трещотками пока был свободен, и Змей стал бить им так яростно, сворачивая то кольцом, то спиралью, что наделал страшного шума. И в конце концов и хвост привязал морским узлом к другой ветке.
Из последних сил он попытался выпутаться из завязанного узла, но глиняные яйца в животе причиняли ему мучительную боль. В конце концов, совсем обессилев, Змей повис на дереве, как бельевая верёвка.
Вскоре миссис Ворона вернулась из лавки и сначала испугалась, увидев Гремучего Змея, но когда заметила, как туго он завязан, то осмелела и принялась долго отчитывать его: КАК ДУРНО ПОЕДАТЬ ЯЙЦА У ДРУГИХ ЛЮДЕЙ!
С тех пор прошло немного времени. Миссис Ворона успешно высидела четыре выводка, по семнадцать детей в каждом. А Гремучего Змея она использовала как бельевую верёвку для сушки маленьких пелёнок.
Иллюстратор Бордюг С.
43
17
21
8
9
7
