Давно это было… В одном мокшанском селе жили-были старик со старухой — Пятань да Акуля. Были они в работе никудышные, а в мыслях завидущие, и потому жили бедно, хуже некуда. Такие они бездельники были — детей завести и то поленились. Хозяйство у них всё развалилось.
Захотелось как-то Пятаню есть а в доме хоть шаром покати.
В амбар пошёл и там ничего не нашёл В печку сунулся, да только в саже вымазался.
Будит дед бабку:
— Эх, Акуля, что делать-то будем? Изба того гляди завалится. В доме пусто и в амбаре не густо. Помрём мы!
Бабка проснулась, чумазого деда увидала и чуть с печки не свалилась.
— Тьфу! Напугал, старый чёрт!
— Чёрт, говоришь?
Ох, и правда, хоть нечистого зови…
А у старухи глаза разгорелись:
— А что? — говорит. — Вон, сказывают — есть в лесу дуб старый да корявый, а в нём дупло совиное, а в дупле яйцо змеиное, Куйгорожем зовётся. Высидишь его — и богатым будешь, не работая.
Пошёл Пятань в лес. А в лесу-то темно. Чем дальше, тем страшней. Звери воют, вороны каркают.
Вдруг деревья расступились и очутился дед на какой-то поляне. А посреди поляны — дуб с чёрным дуплом, страшный да корявый.
Старик возьми да и перекрестись.
— Ох, страх-то какой! Господи пронеси… Свят, свят, свят!
И тут дуб затрещал и провалился под землю, будто и не бывало.
Пятань на четвереньках ползает, землю гладит, где дуб был, да осипшим голосом кричит:
— Эй, дуб, ты что? А яйцо-то где?!
Да куда там!
Вернулся Пятань домой с пустыми руками.
— Ну что, не нашёл? — спрашивает Акуля. — Небось крестился да Господа нашего поминал, старый ты пень?
— Да как же не помянуть, коли страшно-то так!
— Эх, дурья твоя башка! Так-то тебе и дуб не покажется, и яйца не добыть! Вот- ка я тебя снаряжу!
Слезла баба с печки, обмотала деда верёвкой и рот пробкой заткнула.
Это тебе, чтоб не крестился и не божился!
Положила Акуля деда в телегу, словно куль, и стеганула лошадь. Та и понеслась не разбирая дороги.
Как из оврага выскочили, лошадь сама в телеге оказалась. Так и мчались по лесу— лошадь передними ногами по земле перебирает, Пятань в перепуге глаза таращит.
Вдруг очутились они на поляне.
А там дуб чёрный стоит — больше прежнего. Лошадь с ходу в дуб врезалась. Дед вылетел из телеги, верёвки на нем развязались, и он головой прямиком в дупло.
А в дупле том оказалось светло как днём. Поднял Пятань глаза и остолбенел: на тоненькой ножке огромное яйцо качается и всё сияет, будто солнце. Подивился старик, потрогал ножку, а яйцо вдруг маленьким сделалось и само ему в руку опустилось. И тут дед куда-то провалился.
Глядит — а он у себя дома, с яйцом в руке, и с печки на него Акуля таращится.
— Смотри-ка, принёс! — говорит. — Давай сюда.
Взяла бабка яйцо, соломки постелила и стала его высиживать. А занавеску-то задернула. Сунул было нос Пятань, да старуха его отшила:
— Куда нос суёшь, старый пень! Иди на двор и жди там.
Сидит дед на завалинке, да ждёт. Вдруг из окна свет необыкновенный полился.
Пятань бегом в избу. Видит — бабка на полу, зад потирает. А на печке скорлупки и кто-то маленький лежит, глаз не открывает.
Дед с опаской спрашивает:
— Дохлый, что ли? Ты, Акуля, его, кажись, задавила!
Вдруг маленький крылышками замахал, под потолок взлетел и как заверещит:
— Кик-кик! Я Куйгорож! Кик-кик! Что делать будем? Давайте мне работу! А не дадите — всё вам тут порушу-поломаю!
Тут и дед на пол сел.
Бабка шепчет:
— Дед! Дед! Давай думай скорее! А то и вправду…
Дед в затылке почесал и говорит:
— Да вот, милок, голодаем мы! Нам бы хоть каши горшочек!
А бабка вторит:
— Да побольше! С горкой!
Куйгорож крыльями замахал, по избе пролетел, мухомор в углу сорвал и на стол бросил. Раз — и мухомор горшком каши стал.
Дед с бабкой рты так и разинули, а Куйгорож ложкой оборотился и давай их кормить.
Наелись до отвала, как в жизни не едали. У Пятаня пузо раздулось, аж пуговица отлетела. Акуля сидит, живот гладит, от сытости икает.
А чудо-ложка на стол опустилась и Куйгорожем оборотилась.
— Кик-кик! Я Куйгорож! Что делать будем? Давайте мне работу. А не то всё вам тут порушу-поломаю!
Бабка рукой машет:
— Да у нас работы — непочатый край!
Дай нам одёжи покрасивше и побогаче!
А дед вторит:
— Как бояре носят!
Куйгорож вихрем туда-сюда пролетел. Глянь — Пятань в латах железных стоит, а Акуля вся в кружевах да в корсет затянута.
— Ой, душно, — сипит дед.
— Тесно! — жалуется баба.
— Полегче бы, — просит дед.
Куйгорож в иголку вытянулся и давай сквозь них пронизываться. Глядь — а старики в дикарских обновках, голыми пузами щеголяют.
— Ой, срамота! — стыдится Акуля.
А Пятань только хихикает.
Что ж, Куйгорож ножницами стал, вмиг всё состриг и деда с бабкой барами нарядил. Правда, кое-что перепутал.
Акуля сердится:
— Это ещё что? Нам бы понаряднее…
А Куйгорож уже утюгом пыхтит, заново переглаживает. Огляделись дед с бабой — ой, хороши наряды! Цветасты, золотом вышиты, самоцветными каменьями переливаются!
— Видал, дед — вона мы какие! — говорит баба.
— Красотища! — вторит дед.
А Куйгорож тут как тут:
— Кик-кик! Я Куйгорож! Что теперь делать будем? Давайте мне работу. А не дадите — всё порушу-поломаю!
— При таких нарядах нам бы и хозяйство побогаче, — говорит баба.
Дед просит:
— Милок, амбар нам можешь поправить?
А баба в бок его толкает:
— Лучше хлев да избу новую. Да не избу — хоромы царские, с зеркалами да паркетами, чтоб всем соседям на зависть.
Взлетел Куйгорож, и избы как не бывало — еле успели дед с бабой во двор выскочить.
А двора-то не узнать! Вместо амбара хлев, да не хлев — хоромы!
Где лужа с воробьями — пруд с лебедями. Скотный двор и тот расписной! А скотина-то, скотина — славная да жирная! Кругом забор высоченный. Дома соседские в ямы да канавы задвинуло, чтоб не мешались. А посерёдке дворец стоит, маковкой в небо упирается.
Тут и верная кляча пришла, да прогнала её баба со двора:
— А ты, дохлятина, пошла отсюда! Нам теперь таких не надобно.
Махнула ей вслед и деда зовет:
— Ну что, дед, пойдём в роскоши купаться!
И пошли они свой дворец осматривать. А там красота!
Лестницы да колонны, картины да статуи! А окон-то, окон! И диковины всякие кругом. Идут дед с бабой из залы в залу, головами крутят и не надивуются.
В спальню зашли и на перинах развалились.
— Эх! И заживём мы теперь! — говорит Пятань. А Акуля пусть обзавидуются!
хихикает:
— Давай соседей позовём, пусть обзавидуются!
Стали они соседей звать на богатство любоваться. Да те только плюнули и разговаривать не стали.
— Ну и тьфу на вас! сказала баба. — И без вас обойдемся!
А Куйгорож снова тут:
— Кик-кик! Я Куйгорож! А что теперь делать будем? Быстро мне работу! А не то всё порушу-поломаю!
Акуля и говорит:
— А давай-ка, Пятань, пир закатим. Эй, ты! А ну-ка стол накрой да гостей приведи, самых благородных. Чтоб соседи от зависти полопались!
Куйгорож стрелой в лес полетел, всякой дряни понабрал и вернулся.
Вошли Пятань с Акулей в пиршественную залу и заробели. Стол разносолами ломится, а за столом гостей полным-полно. Вид у них чудной, наряды странные — сразу видать, народ не простой. Баба деда в бок толкает:
— Ты смотри, старый, простоту свою перед гостями благородными не показывай!
— Как скажешь, счастье моё, при такой жизни я на всё согласный!
Поклонилась Акуля:
— Бонжур, гости дорогие!
— Салям алейкум! — ляпнул дед, чтоб лицом в грязь не ударить. А баба шепчет:
— Граммофон неси, старый, вишь, гости скучают…
И пошёл у них пир!
Ночь настала, а гости совсем разошлись — пляшут так, что дворец шатается. Соседи смотрят и крестятся: никак нечисть гуляет!
Ну а как петух-то пропел, гости во все щели и вылетели. А дед с бабой прямо за столом уснули.
А Куйгорож тут как тут:
— Кик-кик! Я Куйгорож! Что теперь делать будем?
Баба только отмахнулась:
— Всё у нас есть! Ничего нам сейчас не надо! Иди отдохни пока!
— Кик-кик! Я Куйгорож! — не унимается тот.
Насилу Акулька голову подняла:
— Вот надоел! Пшёл вон! Не видишь — хозяйка отдыхает!
И швырнула в него сапогом.
— Ах, так! — разозлился Куйгорож. — Кик-кик! Всё порушу-поломаю!
Взлетел — и всё богатство вмиг стёр-поломал.
Посмотрел Куйгорож на развалины.
— Всё! Кик-кик! — и улетел.
— Что теперь-то делать будем? — спросил дед. Ничего не ответила баба.
Так и остались ни с чем Пятань с Акулей. И поделом.
Недаром про тех, кто богатство не своим трудом нажил, говорят: «У них Куйгорож завёлся, и счастья им не будет!»
Иллюстратор: Меринов С. по мотивам картин мордовского художника Дырина Ю.
19
18
17
7
7
7
