Фауст — немецкая народная сказка

Ночь опустилась на старинный город Виттенберг. Густой туман окутал высокие шпили спящего собора. А уж в узких улочках, где с трудом разминутся два всадника, сгустилась такая темнота, что хоть глаз выколи. Нигде ни огонька. Только высоко в башне, стоящей одиноко в стороне, светилось одно окно. Там, в башне, жил доктор Фауст, про­славленный учёный, математик, врач, алхимик. Сегодня ночью, как всегда, он допоздна засиделся над книгами при свете одинокой свечи.

Посреди комнаты с низко нависающими сводами стоял дубовый стол, уставленный круглыми колбами, мраморными ступками, гнутыми ретортами с журавлиными носами. Тут же стояли песочные часы.

На стенах висели связки сухих целебных трав и кореньев. И книги, книги с полу до потолка. Верхние полки было не разгля­деть, всё скрывала темнота.

Очаг давно погас. Из углов тянуло про­мозглым холодом. Фауст сидел в кресле, закутавшись в потёртый плащ.

— Я промёрз до костей. Проклятая ста­рость… Кровь не греет меня.

Фауст начертал рукой в воздухе магичес­кий знак, и в тот же миг дубовые поленья в очаге вспыхнули сами собой. Из пламени выглянула и весело заплясала золотистая саламандра — дух огня. Она дружелюбно потянулась к Фаусту, глядя на него сверка­ющими глазками.

— Саламандра… — со вздохом прогово­рил Фауст. — Ты скрашиваешь мои одино­кие вечера. Из всех духов стихий я люблю тебя больше всего. Духи воды — холодны и равнодушны. Духи воздуха — летучи и не­постоянны. Дух земли слишком могуч и гро­зен, он страшит меня. А ты, моя дорогая, каждый вечер согреваешь меня и стараешь­ся хоть немного развеять невесёлые думы. Но если бы ты знала, какая смертельная тоска гнетёт меня…

Саламандра замерла, свесив огненный хвост, наклонила головку и, казалось, вни­мательно слушала Фауста.

Дверь скрипнула, просунулась рука с го­рящей свечой, и в комнату вошёл ученик доктора Фауста — Кристоф Вагнер.

— Вы ещё трудитесь, дорогой учитель? Может быть, я неосторожно прервал нить ваших мыслей?

Она порвалась сама собой, мой друг, — тихо ответил Фауст.

— И вам не удалось прийти к выводу, который достойно увенчал бы труды этого дня? Как жаль!

— Нет, напротив, к выводу я пришёл. Бо­лее того, я узнал итог всей моей жизни.

— Неужели? Он, должно быть, необъят­но велик! Поведайте мне о нём, учитель.

— Скажу в двух словах: я — невежда!

От неожиданности Вагнер чуть не уро­нил подсвечник.

— Как — невежда? — ахнул он. — И это говорит Иоганн Фауст, доктор богословия, краса и гордость нашего Виттенбергского университета?

— И всё-таки я только невежда! Трижды неуч!

— Ушам своим не верю!

— Да, да, я жалкий неуч! Слава моя не по заслугам.

— Доктор Фауст — неуч! Разве не изу­чили вы языки латинский, древнегречес­кий, арабский, халдейский, французский, английский, испанский? И, наконец, разве не познали вы искусство магии? Стоит вам прочесть заклинание, и духи природы по­корны вашему зову.-Послушайте, Вагнер! Я по­добен человеку, который стоит на берегу океана и собрал полную горсть цветных камешков. Это всё, что подарили ему морские волны.

— Где-то там, за горизонтом, лежат неведомые страны, прекрасные острова, но нет у него корабля, чтобы достичь их. О пыльные книги, неужели я никогда не узнаю больше того, что написано на ваших страницах? Как я любил вас и как сейчас ненавижу!

— Что я слышу! Книги, которые вам стоили столько денег! Книги, привезённые из Италии, Франции, Англии, выкопанные из земли, выкупленные из монастырей! Кни­ги, которые вы завещали мне как самому достойному из ваших учеников! Но я вижу, вы устали, вам нужно отдохнуть в тёплой постели. Доброй ночи, доброй ночи, до­сточтимый доктор!

И Вагнер, прихватив свечу, тихо закрыл за собой дверь. В отчаянии Фауст опустил седую голову на окрещённые руки.

— Жизнь подошла к концу, я немощный старик, но так и не разгадал ни одной за­гадки Вселенной, — горестно прошептал он. — Истина так же далека от меня, как и в начале пути. Вот книги, которые я на­писал, но больше я к ним не прикоснусь. К чему доживать остаток дней, терзая себя и тоскуя? Несчастный Фауст! Выпить этот яд, вот всё, что тебе осталось!..

Саламандра взвилась в воздух и повисла, качаясь, на языке пламени, не сводя с Фа­уста сверкающих глаз.

Фауст тяжело встал, налил в тонкий бо­кал прозрачного виноградного вина. По­том достал с полки хрустальный флакон и капнул в бокал три мутные, тягучие капли.

Вино забурлило, запенилось и вновь стало прозрачным.

— Этого достаточно. Ты умрёшь, Фауст, и что тебя ожидает в той жизни — ещё одна загадка, — проговорил он дрогнув­шим голосом. — Прощай, жизнь, потрачен­ная напрасно! Я стремился к знанию, стре­мился открыть тайны Вселенной и пришёл к пустоте…

Фауст уже поднёс к губам бокал с ядом, но вдруг саламандра, встав на хвост, вытя­нулась и кончиком языка коснулась бокала. Стекло разлетелось вдребезги, отравленное вино пролилось на каменный пол.

— Ты спасла меня, саламандра, но за­чем, зачем? — горестно воскликнул Фауст.

— Может быть, для того, чтобы вы встре­тились со мной? — послышался позади Фа­уста негромкий насмешливый голос.

Саламандра метнулась прочь, огонь в очаге погас. Свеча ярко вспыхнула и по­гасла, будто её задул резкий порыв ветра.

— Чей голос я слышу? Это вы вернулись, Вагнер? — повернувшись, спросил Фауст.

— Ученик ваш Вагнер уже надел ночной колпак и пьёт настойку, укрепляющую па­мять, — ответил всё тот же голос.

— Но кто же вы? Где вы? Свеча погасла, здесь дьявольски темно.

— Ну вот видите, вы уже догадались! Имя названо, доктор Фауст! — прозвучало из пустоты.

При этих словах Фауст невольно вздрог­нул.

— Не приближайся ко мне, исчадие ада! — Фауст поднял руку, словно отгора­живаясь от страшного голоса.

— Что так грозно? Я, правда, прибыл сюда без приглашения, но, согласитесь, вовремя. Ваш покорный слуга — Мефи­стофель!

— Зачем ты здесь? Я не звал тебя. — Дрожь пробежала по телу Фауста.

— Ваш крик отчаяния достиг до глубин преисподней. Такой великий ум, как доктор Фауст, и вдруг погибнет напрасно! Фауст выпьет отравленное вино! О нет, нет! По­звольте предложить вам дружескую сделку. Я поступлю к вам на службу и открою вам все тайны Вселенной. Сделайте последнюю попытку, доктор!

— Но что ты можешь? Что ты знаешь?

— Я многое могу. Испытайте меня. Хоте­ли бы вы для начала совершить прогулку по небу и взглянуть на звёзды вблизи?

— Взглянуть на звёзды вблизи? Разве это возможно? Но если возможно… Адский дух, где ты? Я больше не боюсь тебя.

— Трижды назовите меня по имени.

— Мефистофель! Мефистофель! Мефис­тофель! Явись, я хочу тебя видеть! — вос­кликнул Фауст.

И тотчас откуда-то из-под пола вырвался туманный столб и стал ходить кругами, рассыпая вокруг багровые искры. В воздухе запахло серой.

Где-то жалобно завыла собака, заухали совы. Зашумели деревья, словно шарахнулись в сторону от башни. Туманный столб сгустился.

Перед Фаустом в тускло-красном световом кругу стоял высокий, тонкий, как прут, незнакомец. Он был одет в алый шёлковый камзол, на голове берет с пером, шпага на перевязи, расшитой золотом, за плечами широкий плащ… Щёголь, да и только! Лицо смуглое, с орлиным носом. Сверкающие, косящие глаза. Одна бровь вздёрнута кверху, словно с постоянной насмешкой.

— Но не будем терять время, Мефис­тофель! Звёзды, звёзды! Или ты пошутил? Тогда оставь меня! — нетерпеливо восклик­нул Фауст.

— Извольте садиться! Возок подан, — сказал Мефистофель.

Послышался свист и грохот.

Фауст увидел, что по небу летит повозка. В неё были впряжены два дракона с когтистыми лапами и длинными хвостами. При свете луны чешуя драконов перелива­лась всеми оттенками от дымно-серого до густо-чёрного. Из широко открытых пастей валил дым. Повозка подлетела к башне и остановилась. Мефистофель помог доктору Фаус­ту сесть в повозку. Сам он тоже уселся рядом.

— Гей, гей! — крикнул Мефистофель и взмахнул бичом. — Вверх — и во весь опор!

Драконы взвились вверх. Фауст взглянул вниз — там, внизу, синело море, два боль­ших острова виднелись в нём.

— Сардиния и Корсика, — показал на них Мефистофель, — а вот пустыни Аравии. Скоро мы увидим Индию.

— Вели драконам лететь выше, прямо к звёздам! — воскликнул Фауст.

— Повинуюсь, а жаль! Я показал бы вам в Индии немало чудес.

Мефистофель щёлкнул бичом. Вокруг всё потемнело. Земля стала похожа на большой глобус, освещённый только наполовину. Фауст искал взглядом материки и океаны, но почти ничего не мог угадать за пеленой облаков. Казалось, не он летит, а Земля убегает от него в чёрную даль. И вот перед ним появилась Луна.

— Сворачивайте направо! — крикнул Мефистофель драконам. — Ослепли вы, что ли!

Вперёд, вперёд! Перед Фаустом возник­ла Венера — Утренняя звезда, большая, как Земля. А дальше — маленький Меркурий. И Солнце, огромное Солнце, исполинское Солнце!

— К Солнцу, ближе к Солнцу, я хочу поглядеть на него! — потребовал Фауст.

— Эге, вы ненасытны, доктор Фауст! Осмелюсь доложить, я — земной дух, и Солнце страшит меня. Да и драконы мои еле дышат. Того гляди, загоним их. Вот будет штука, если мы не вернёмся на Землю. Тпр-ру, проклятые, поворачивай назад! Фауст нехотя уступил. Внизу снова появилась Земля.

Запалённые драконы высунули языки. Земля летела навстречу, Фауст невольно ухватился рукой за край повозки. Было уже далеко за полдень, когда возка подлетела к башне Фауста.

— Ну, что скажете, доктор? Какова поездка? — спросил Мефистофель. — Нанимаете меня в слуги?

— Согласен. Я согласен!

— Тогда пишите договор. Я буду верно служить вам. Сколько? Скажем, двадцать четыре года. Вам как раз исполнится сто лет для ровного счёта. Я привык считать время на столетия.

— Двадцать четыре года прожить дрях­лым стариком?

— О, у меня наготове чудесный перстень! Как только вы наденете его на палец, к вам снова вернется молодость.

— И ты будешь исполнять любое моё желание?

— Только шепните.

— А когда кончится срок договора?

— Ну что ж, тогда вы будете служить мне. Каждому свой черёд.

— Ты хочешь купить мою душу, чтобы бросить её после моей смерти в пылающее жерло ада?

— Не так просто, доктор. Я сделаю для вас новое, стальное тело, и вы совершите ещё много славных дел: само собой, уже приказывать буду я!

— Но зачем я нужен тебе?

— Вы очень скромны, доктор. Клянусь, никого не ценю я больше, чем вас. Что пе­ред вами императоры и короли, воины и князья церкви! Вы для меня бесценное со­кровище, доктор Фауст.

— Дивлюсь, но не спорю.

— Итак, вот перо, пергамент и нож, ост­рый как бритва.

— Нож?

— Да. Надрежьте себе палец на левой руке и напишите договор своей кровью. Иначе он не имеет силы.

Фауст поморщился и слегка надре­зал себе палец. Упало несколько тяжёлых тёмных капель крови. Фауст смочил перо и медленно начал писать:

«Я, Генрих доктор Фауст, заключаю договор с демоном ада Мефистофелем. Мефистофель обязуется с этого дня верно служить мне двадцать четыре года. По первому моему желанию он должен мгновенно перенести меня туда, куда я пожелаю».

Перо скрипело по бумаге, выводя букву за буквой.

— Бери, вот договор, и на нём моя подпись.

Фауст невольно вздрогнул, отдавая Ме­фистофелю договор.

— Прекрасно, а я приложу печать — мой коготь.

Вдруг послышалось громкое карканье, и большой ворон схватил своим клювом договор и улетел.

— Что это значит? — вскричал доктор Фауст.

— Это значит, что владыке ада Вельзе­вулу не терпится получить договор в собс­твенные руки. Но вы шатаетесь от слабости, доктор. Наденьте-ка перстень.

И Мефистофель подал Фаусту перстень, покрытый непонятными знаками. Фауст надел кольцо на палец. Сердце его страшно забилось… И вдруг Фауст почувство­вал удивительную, давно забытую лёгкость в теле. Глаза его теперь так ясно видели, словно весь густо запылённый, закопчённый мир был начисто вымыт свежей водой. Фауст побежал вниз по винтовой лестнице, перепрыгивая через две-три ступени.

— Ого, какая прыть! Вы, доктор, кажет­ся, забыли, что я хром. Осторожно!

Фауст распахнул дверь в свой кабинет — и замер на пороге. Теперь, после полёта по вольным просторам, он показался ему тём­ной щелью.

— Как мог я прожить столько лет в этом каменном мешке, когда на свете есть города и горы, реки, леса и поля! И люди! Недаром говорят: «Книгу природы надо пройти нога­ми. Что ни страна, то страница». Я слишком долго прятался от людей в своей каменной башне. Идти к ним, говорить с ними, узнать их радости и беды — вот что теперь хочу я! О, если б я не был так стар!

— Взгляните-ка сюда. — И Мефистофель подставил Фаусту зеркало.

Фауст взглянул — и не узнал себя. Глаза сверкают молодым огнём, морщины разгла­дились, губы словно соком налились, боро­да стала чёрной и густой.

— Так, значит, вы хотите покинуть ваш уединённый кабинет, доктор Фауст, и пус­титься странствовать по свету? Ведь верно? Я угадал?

— Я хочу вернуться туда, где я провёл свои юные годы. Первые учителя, восторг первой удачи! О, как давно это было…

— Будет исполнено, — кивнул Мефисто­фель.

Он снял с себя плащ, скрутил его, развернул и вытряхнул на пол сапоги со шпорами, дорожный костюм из испанского бархата, перчатки, шпагу…

— Да вот по дороге завернул на часок в Лейпциг отдохнуть и горло промочить. И приятеля с собой прихватил.

— Вы, значит, путешественник?

— Ах, и не спрашивайте! Весь век в бе­гах и разъездах. Только присядешь дома погреться в тепле да в уюте, ан шалишь, не тут-то было! Король меня вспомнил, или епископ по мне соскучился. Всем-то я ну­жен, все меня зовут.

— Вот как расхвастался, болтун! — стали перешёптываться студенты.

Хозяин кабачка с поклоном подошёл к новым гостям:

— Не угодно ли вина, господа?

— Станем мы пить такую кислятину! Нет, я угощаю всех винцом из моего собствен­ного погреба. Принеси-ка мне бурав и де­ревянных затычек, да побольше.

— Бурав? Да он забавник, — зашумели студенты. — Но где же бутыли, где бочки?

— А на что они? — Мефистофель высвер­лил буравом перед каждым из пирующих дырку в столе и заткнул деревянной затыч­кой. — Готово! Говорите, господа, какого вина каждый из вас хотел бы отведать?

— Что, на выбор? Ваш погреб так богат?

— Самый богатый в мире. Могу предло­жить рейнское вино, французское, испанс­кое, венгерское, итальянское. Кому благо­родную мальвазию? Вино для знатоков!

Вдруг перед каждым из пирующих выросла из отверстия в стене виноградная лоза с прекрасной, спелой, сочной кистью винограда. Каждый приставил лезвие своего ножа к черенку ароматной грозди. Вот-вот срежут.

— Постойте, виноград не совсем доз­рел! — крикнул Мефистофель. — Подожди­те немного!

И тут студенты как ото сна очнулись. Не виноградные гроздья хотят они срезать, а собственные носы… Славно же их обмо­рочил чародей!

— Чтоб тебе провалиться! — пожелал один из студентов Мефистофелю.

— Нашёл чем пугать! — спокойно ответил Мефистофель.

— Проклятый обманщик! Бей обоих!

Кто схватил кочергу, кто полено, кто за­махнулся тяжёлым стулом.

— Ого, как расходились! Придётся улепё­тывать отсюда.

Мефистофель сел верхом на бочку с вином, посадил впереди себя Фауста и крикнул:

— А ну, толстуха, поворачивайся, пошла, да поживей!

Тяжёлая бочка сорвалась с места, разбрасывая буянов во все стороны, и вылетела в дверь. Долго ещё шумели студенты… Уж не приснилось ли им всё это? Исчезли серебряные блюда, но ведь стол-то продырявлен!

Фауст прислушался к их беседе.

— Как жаль, что многие творения древних авторов безвозвратно погибли, — со вздо­хом сказал почтенный профессор, с лицом, сморщенным, как печёное яблоко.

— Особенно я жалею, что не все древ­негреческие комедии дошли до нас. Юно­ши, читая их, хорошо постигают трудности грамматики, — сокрушённо качая головой, заметил другой.

Фауст шагнул на середину зала. Все с изумлением уставились на него. Никто не узнал Фауста. Перед ними стоял богато одетый, цветущий молодостью человек.

— Силой тайной магии я могу восста­новить древние книги, истлевшие в земле, погибшие в огне, — волнение охватило Фа­уста. Ещё бы! Какую радость он принёс под своды этого зала. — Подумайте только, вы сможете прочесть неизвестные до сих пор произведения древних поэтов и философов. Хотите ли вы познакомиться с жизнеописа­нием великого греческого поэта Гомера?

Профессора молча переглянулись. Никто из них не вымолвил ни слова.

— Но лишь на несколько часов могу я воскресить погибшие книги. Созовите сту­дентов, пусть перепишут всё, что успеют, — сказал Фауст.

Профессора побледнели, замялись.

— А вдруг в сочинениях этих найдётся что-либо противное учению церкви? Неда­ром же их некогда предали огню.

— А если нас обвинят в колдовстве? — воскликнул другой. — Идти на костёр — слуга покорный!

— Я написал диссертацию о том, что Го­мер никогда не жил на свете. Что же, дис­сертация моя ничего не стоит? — сердито спросил седой Фридрих.

— Вы боитесь? Значит, чудо не свершит­ся! — с горечью воскликнул Фауст.

Он встал, начертил пальцем какие-то зна­ки в воздухе и вышел.

Вдруг в зале раздался крик:

— Господин Бютнер, на вас нет головы!

Почтенный ректор университета схватил себя за голову и воскликнул:

— Моя-то на месте, а вот у вас, достопоч­тенный Фридрих, на плечах голова осла!

Все со страхом посмотрели друг на дру­га. У кого ослиная голова, у кого вовсе нет головы.

— И-a, и-а! — слышался ослиный рев.

— Что это? Разве карнавал уже начал­ся? — спрашивали друг друга студенты. — Ну и маски выбрали себе наши учёные наставники!

Только через три часа кончилось дейс­твие волшебных чар. К тому времени весь город пришёл в смятение. Послали страж­ников схватить доктора Фауста, но тот уже ускакал на своём вороном коне.

— Что ж, на этот раз мне не в чем уп­рекнуть себя, доктор! — резко захохотал Мефистофель. — Вы захотели повидаться с друзьями юности. Ну как, много радости принесла вам эта встреча?

— Куда девалась их смелость, задор, жажда познания? — с грустью сказал Фа­уст. — Я хочу вернуться назад в Виттенберг. Урок был тяжёл. Мне надо его обдумать в тишине, в одиночестве.

Фауст открыл дверь своего кабинета. На него пахнуло знакомым запахом плесени. За столом, усердно скрипя пером, сидел его ученик Кристоф Вагнер.

— Это вы, доктор? — радостно удивил­ся он. — Да что с вами? Вы как будто по­молодели. Ах, наверно, это вечерний сол­нечный луч забрёл сюда и творит чудеса, вы кажетесь совсем молодым. Впрочем, я стал плохо видеть, всё копаюсь в старых рукописях…

— Друг мой, Вагнер, вижу, вы стряхнули пыль с моих книг. — Фауст пробежал взгля­дом по полкам.

— Как же, как же, я составил им полную опись. Никому не даю читать — переплёты портятся. — Вагнер поднял голову. — А кто это стоит в дверях, доктор? Чёрный, как тень?

— Так, дорожный попутчик, — неохотно ответил Фауст.

Но Мефистофель уже исчез. Когда Фауст остался один, он подошёл к книжным полкам. Взял одну книгу, вторую и равнодушно поставил их на место. А ведь ещё недавно с какой жадностью, с каким нетерпением он листал эти пожелтевшие страницы… Нет, на волю, подальше от этих давящих стен. Вечер так прекрасен и тих.

Фауст вышел из своей башни. Солнце медленно уходило за круглые вершины далёких гор. Цвели липы. Поздние пчёлы, сонно жужжа, ещё собирали капли сладкого сока. Казалось, даже узорные тени лип благоухали. Фауст дошёл до соборной площади. Глубокие звучные удары колокола плыли над городом, как будто хотели заполнить всё небо.

Служба в соборе окончилась. Из высо­ких стрельчатых дверей стали неспешно вы­ходить празднично одетые горожане.

От толпы отделилась совсем юная де­вушка с молитвенником в руке. Её прелес­тное лицо было нежным и кротким. Густые косы цвета тёмного золота падали на пле­чи из-под простого холщового чепчика. На миг она подняла на Фауста глаза. Они были чисты и прозрачны, как бьющий из-под зем­ли горный ключ. В их глубине, казалось, вспыхивали и мерцали драгоценные камни. Но девушка тут же скромно потупилась и прошла мимо.

— Что с вами, доктор? Вы остолбенели, словно в вас ударила молния! — рассмеялся Мефистофель.

— Я никогда не видал такой прекрасной, чистой красоты, — с волнением прошептал

— Фауст, провожая девушку глазами. — Кто она? Разузнай, Мефистофель!

— Увы, доктор, не всё, к чему вы про­тягиваете руку, вам доступно, — скривился Мефистофель. — Девчонку зовут Гретхен. Не спорю — мила, но не в моём вкусе. К тому же досадное препятствие: её душа так без­грешна и непорочна, что даже я, хитроум­ный бес, не знаю, как к ней подступиться.

Тут бессильны все мои колдовские заклинания и приворотные зелья. Заметив взгляд Фауста, девушка ускорила шаги. Она вошла в невысокий бедный дом, с южной стороны увитый розами, и плотно закрыла за собой дверь.

— Я хочу встретиться с ней, говорить! Слы­шишь, Мефистофель? — воскликнул Фауст.

— Ох уж эти влюблённые! — ухмыльнул­ся Мефистофель. — Но, полагаю, невежливо являться к красотке без дорогого подарка. Впрочем, тут, под корнями старых деревьев, ещё сохранилось немало кладов. В полночь они светятся из-под земли. Уж постараюсь вам услужить.

Теперь каждый вечер Фауст приходил к скромному домику Гретхен. Он приносил ей ларчики с бесценными украшениями, длинные нити переливчатого жемчуга. Мало-помалу девушка перестала дичиться, и они с Фаустом подолгу разговари­вали, сидя на деревянной скамье за кустами роз. Но Гретхен никогда не брала у него подарков.

— Но почему? Возьми хотя бы это ко­лечко на память, — попросил Фауст.

— Мне кажется, оно холоднее льда, — печально ответила Гретхен. — А жемчуг го­ворит о скорых слезах.

— Дитя, мне кажется, ты боишься меня, — однажды с грустью сказал ей Фауст. — По­верь, я не причиню тебе никакого зла.

— Я вовсе не боюсь вас, господин. — Гретхен подняла на него свои светлые до­верчивые глаза. — Мне кажется, вы добрый человек. Но ваш друг… Он всегда у вас за плечом, как чёрная тень. Не знаю почему, меня страх берёт, когда я его вижу. Я вся холодею, как будто это сам дьявол.

«Невинная душа видит истину», — Фаус­та охватила внезапная тоска.

«Девчонка разгадала меня», — со зло­бой подумал Мефистофель, подслушав их разговор.

Каждый день Гретхен с нетерпением ждала, когда же наступит вечер. В её сердце проснулась глубокая и чистая любовь к Фаусту. И всё же она однажды спросила его:

— Скажи мне, Генрих, почему я никогда не вижу тебя в церкви? Страшно вымолвить, или ты не веришь в бога?

Смущённый и опечаленный, Фауст долго молчал.

— Любимая, — наконец сказал он, — я верю, что господь бог создатель всего: тебя, меня, высокого неба над нами, земли, мерцающих звёзд. Но молю тебя, не мучай меня, никогда больше не заговаривай со мной о боге.

Однажды Фауст пожаловался Мефисто­фелю:

— Что делать, Мефистофель? Едва на небе зажжётся первая бледная звезда, моя Гретхен в тревоге, как испуганная птичка, улетает из моих объятий. Боится, что её матушка узнает о наших тайных встречах.

— Возьмите этот маленький флакон, док­тор, — посоветовал Мефистофель. — Пусть Гретхен капнет всего две капли в стакан воды и даст его выпить на ночь своей ма­тушке. Поверьте, старушка проспит до утра крепчайшим сном и знать не будет о ша­лостях дочурки.

— А эти капли не повредят моей матуш­ке? — с опаской спросила девушка, когда Фауст отдал ей флакон.

— Нет, любовь моя, — успокоил ее Фауст. – Верь мне.

Всю ночь влюблённые не расставались. Пел соловей, то дальше, то ближе, и Фаусту казалось, всё тёмное и грешное отступало от него, когда девушка с улыбкой нежности склоняла головку к нему на грудь. А утром страшная весть пронеслась по городу. В эту ночь умерла Урсула, мать Гретхен.

— Ты нарочно подстроил это, проклятый! О, если бы я мог убить тебя! — Фауст был вне себя от гнева и отчаяния.

— Вы умный человек, доктор, — с на­смешкой сказал ему Мефистофель. — По­думайте сами: раз уж вы связались с чёр­том, стоит ли ждать чего хорошего? Скажу по правде, вчера одна моя знакомая ведь­ма напоила меня таким зельем, что, видно, я спьяну всё перепутал и взял не тот фла­кон. Зато теперь уж никто не будет мешать вам встречаться со своей милой сколько душе угодно!

Но Фауст боялся даже близко подойти к дому Гретхен. Как потерянный, бродил он по городу. Он видел её издали. Заплаканную, бледную, с лицом, искажённым отчаянием, и сердце его надрывалось от боли. Как-то раз вечером Фауст и Мефистофель шли по соседней улице. Вдруг из переулка выбежал брат Гретхен Валентин и преградил им дорогу.

— А, это ты, негодяй! Я всюду искал тебя. Моя Гретхен, моя маленькая сестрич­ка! Её доброе имя было моей гордостью и отрадой. А ты не пожалел её, опозорил на весь околоток! Я убью тебя! — И Вален­тин, выхватив шпагу, бросился на Фауста.

— Защищайтесь! — крикнул Мефисто­фель.

Фауст вынужден был обнажить шпагу. Он отступал, опасаясь нечаянно ранить Валентина. Он только отражал удары. Вдруг Мефистофель железной рукой схватил Фа­уста за локоть и ловко направил его шпагу прямо в грудь Валентина. Несчастный юноша глухо вскрикнул и рухнул на мостовую. Сбежались люди.

— Держи убийцу!

Но Мефистофель накинул на Фауста плащ-невидимку, и они скрылись.

Фауст в отчаянии метался по своему тёмному кабинету, не находя покоя. Прошло несколько дней, Фауст хотел выйти из башни, но Мефистофель удержал его за руку.

— Куда вы, доктор? Вы больше не уви­дите Гретхен. Она постриглась в монахини, ушла от мира и скрылась в далёком монас­тыре. Лучше отхлебните несколько глотков из этого кубка. В нём напиток забвения. Я вовсе не хочу, чтоб вы от горя заболели или потеряли рассудок!

Но Фауст в ярости выбил кубок из рук Мефистофеля. Напиток пролился, вспыхнул и прожёг ковёр.

— Ты принёс несчастье моей любимой! Ты погубил мою великую любовь. Вот какой ценой плачу я за то, что хотел с помощью злобного демона узнать тайны мироздания. Проклятый!

Мефистофель с насмешливой улыбкой скрестил руки на груди.

— За что меня проклинать? Вот, люди, узнаю вас! Не вы ли сами, по своей воле свернули с дороги познания, едва возвра­тилась к вам утраченная молодость?

Свернул с дороги познания? Нет, в этом ты ошибаешься! Когда я полюбил, я шёл той же дорогой познания. И сейчас, когда я постиг всю глубину человеческого горя, я все еще иду по дороге познания. Оставь меня, адский демон, наедине с моим горем, тебе не понять меня!..

— Ухожу, ухожу. Не говорю вам: прощай­те! До скорого свидания, доктор Фауст!

Через несколько дней Фауст вновь при­звал к себе Мефистофеля.

— Дай, дай мне напитка забвения, злой дух! Иначе сердце моё разорвётся! Я не в силах дольше терпеть эту муку!.. — в от­чаянии простонал он.

— Так-то лучше! — И Мефистофель снова поднёс Фаусту кубок с кипящим напитком. Несколько обжигающих глотков, и словно железные обручи спали с измученного сер­дца Фауста, образ любимой девушки слов­но бы потускнел.

— Хотите, доктор, я покажу вам морские глубины? Вы увидите морские чудовища, затонувшие города и страны.

— Да, покажи мне чудеса морского дна, Мефистофель. Давно я хотел их увидеть.

— К вашим услугам! Я помещу вас в хрустальную сферу, а вороной конь оборотится в морского змея и повезёт её. Эта хрустальная сфера уже две тысячи лет как похоронена в земле, но я добуду её с помощью подвластных мне гномов. Славно мы позабавимся!

Целый месяц странствовал Фауст в глубинах морей и океанов. А когда утомило Фауста путешествие в хрустальной сфере, Мефистофель предложил ему посетить Новый Свет. Фауст узнал там много любопытного. Он увидел растения, ещё неведомые в Старом Свете, — маис и табак.

Мефистофель охотно нюхал зелёные листья табака и говорил:

— Вот полезная травка, это вам не ло­пухи какие-нибудь! Она осчастливит Старый Свет. Кто раз подымит трубкой, тот уж от курева не отстанет. Больше не будут про нас, демонов, говорить, что мы одни вы­дыхаем дым через ноздри. Не угодно ли, я набью для вас трубку, доктор?

— Забава для дураков, — ответил Фауст.

Дни летели незаметно.

— Не пора ли домой, доктор? — спросил однажды Мефистофель.

При этих словах в душе Фауста снова проснулись боль и тоска, и он вспомнил свою любимую.

— Ты слышишь, Мефистофель, я хочу увидеть её нежное лицо, поцеловать её за­плаканные глаза, — потребовал Фауст.

Мефистофель только молча пожал пле­чами.

Морской змей переплыл океан, выполз на песок и превратился в вороного коня. Фауст вскочил в седло и поскакал быстрее вихря. Мефистофель — за ним. Кони опустились на вершину высокой горы. Вокруг громоздились острые скалы, из расщелин клубами поднимался зеленоватый туман. Внизу, у подножия скал, шумел тёмный еловый лес.

Узкая тропинка вела над пропастью пря­мо к дверям монастыря, сложенного из тяжёлых глыб серого камня.

— Как здесь мрачно, уныло, — огляды­ваясь, проговорил Фауст. — И она, моя го­лубка, томится здесь. Я умолю, уговорю её бежать со мной!

Мефистофель остановился перед неболь­шой дверью, окованной медью.

— Она там! — нахмурившись, проговорил Мефистофель, указывая на дверь.

— Так за дело, демон! — нетерпеливо воскликнул Фауст.

Мефистофель прошептал какое-то заклинание, достал старинный ключ, тускло блеснувший в лунном свете. Со скрежетом повернул его в замочной скважине. Навалился на дверь плечом. Дверь не поддавалась.

— Проклятие! — прохрипел Мефисто­фель. — Я весь взмок от усердия, но всё попусту. Любые двери без труда открыва­ются передо мной, а эта… Видно, слишком много молитв прочитано за ней. Святые слова насквозь пропитали её…

Мефистофель напряг все силы, наконец дверь с трудом отворилась. Крутая лест­ница вела вниз, в темноту. Там, в глубине, ещё одна дверь, чуть приоткрытая. Узкая, трепещущая полоска света лежа­ла на полу.

Фауст сбежал вниз по ступеням и замер на пороге. Он увидел Гретхен. Дорогая! Голос с трудом повиновался ему.

Как она была бледна, как бела! Такая хрупкая, нежная под тяжелым черным монашеским по­крывалом. Только в глазах стоял тихий неподвижный свет.

Гретхен, очнись! — позвал её Фауст. — Любовь моя, ты должна жить! Бежим со мной, кони ждут нас. Гретхен смотрела на Фауста, но казалось, она не видит его.

— Стены этой обители священны! – еле слышно прошептала она. – Как мог проникнуть сюда голос этого призрака?

В это время наверху в дверях показался Мефистофель.

Фауст, скорее! – крикнул он.  Проклятая дверь того гляди прищемит мне паль­цы, мне не удержать её. Она захлопнется, и мы в волчьем капкане. Поторопись!

Глаза Гретхен расширились от ужаса. Она вскочила, прижалась к стене. Худень­кая, с лицом, прозрачным, как льдинка, она казалась совсем ребёнком.

Кто там чёрный стоит в дверях? Фа­уст, ты весь окутан мраком! — голос Грет­хен зазвенел. — Господь милосердный, ох­рани меня! Ты страшен мне, Фауст! Уйди, уйди навсегда!

Фауст, словно ослеплённый, прикрыл глаза ладонью.

-Как далеко ты ушла от меня, любимая, по дороге света… — в отчаянии прошептал он.

Силы оставили Фауста, он пошатнулся. Ему казалось, тяжёлые тёмные своды нава­лились на него.

Гретхен… — в последний раз просто­нал он. Фауст упал бы, но Мефистофель подхватил его и накинул на него свой плащ. Фауст погрузился в беспамятство.

— Очнулся он уже в башне, на своей посте­ли. Над ним наклонился Мефистофель и под­нёс к его губам чашу кипящего напитка. Это оживит вас, доктор!

Фауст отхлебнул из чаши, и словно ту­манная дымка скрыла от него низкие сте­ны монастырской кельи, светлое лицо Гретхен.

— Уйди, демон! — сказал Фауст Мефис­тофелю. — Ты можешь заглушить боль, но не в силах погасить воспоминания.

Долго Фауст оставался один, предаваясь печальным размышлениям.

«В чём смысл человеческой мудрости? — спрашивал он себя. — Для чего она? Я всю жизнь копил знания, как скупец золото. И чего же я добился?»

И он ответил сам себе: «Один шаг в мир из моего затворничества, и я сломал жизнь прекраснейшей из девушек. В память её я хочу творить добро. Оглянись, Фауст: кру­гом слёзы, страдания и нищета! Надо сде­лать жизнь людей счастливой — вот самая высокая цель. Но как? Что я могу совершить один, будь я даже всеведущ?.. Короли и императоры обладают великой властью. Не обратиться ли мне к ним за помощью?»

И Фауст снова призвал к себе Мефисто­феля.

— Так я и думал, что вы соскучитесь по мне, доктор. И скоро. Чем могу служить?

— Я хочу побывать при дворе самых мо­гущественных монархов мира. Быть может, они захотят сделать хоть что-нибудь для счастья своих народов.

— Ха-ха, вижу, вы не так хорошо с ними знакомы, как я! Но я всегда рад побывать при дворе — возобновить старые знакомс­тва. Итак, с кого начнём?

— В Париж, к королю Франции!

— Недурной выбор. Обворожительный человек Франциск Первый, весёлый, так и сыплет шутками… Люблю беседовать с ним. Недавно войско его разбил в бою ис­панский император Карл Пятый. Что народу полегло, даже чертям в аду стало тошно!

— Да, я знаю, король побывал в плену. Его постигло горе, он станет слушать меня. Ты смеёшься, Мефистофель? Я хочу видеть Франциска и говорить с ним.

— Ну что же, у меня есть при его дворе много знакомых. Вороные кони ждут нас. В седло — и вперёд!

Кони помчались быстрее ветра и скоро остановились посреди большого мощёного двора. Перед Фаустом предстал королевс­кий дворец Лувр во всём его великолепии.

Мефистофель сказал пароль, часовые взяли на караул. Фауст поднялся по широ­кой мраморной лестнице. Один зал за дру­гим. Казалось, им не будет конца. Большие зеркала словно раздвигали стены, беско­нечно повторяя блеск и позолоту.

Фауст на ходу взглянул в зеркало и уви­дел, что он облачён в одеяние мага: мантия причудливого покроя, на голове высокий ос­троконечный колпак, усыпанный звёздами.

По залам пёстрой толпой прохаживались придворные кавалеры и дамы.

— A-а, старый знакомый! — сказал Ме­фистофель и поманил к себе одного из придворных. — Дорогой маркиз, проведи­те-ка моего друга к королю.

— Сейчас нельзя: король занят госу­дарственными делами, — надменно ответил придворный.

— И всё же доложите ему, что прибыл доктор Фауст, маг и чародей, великий мас­тер волшебства. Вы качаете головой, мар­киз? Не отказывайтесь! Разве вы не узнали меня?

Мефистофель щёлкнул пальцами — посы­пались искры. Придворный побледнел. Куда девался его горделивый вид! Он поспешил чуть ли не бегом к единственной двери, которая была закрыта, и, отстранив пажа, скрылся за дверью. Через минуту он вер­нулся и с поклоном сказал Фаусту:

— Его величество благоволит принять вас, доктор Фауст. Пожалуйте!

Паж распахнул дверь.

Король Франциск сидел в кресле перед столом, разглядывая чертежи и рисунки. У короля был длинный лисий нос, плутова­то-весёлые глаза.

— A-а, великий маг и чародей! И уж, наверно, сам чёрт у тебя на поводу, ха-ха! Вот, полюбуйся, чертежи и рисунки, целые вороха чертежей. И что же? Ни одной остроумной выдумки, словно у моих мастеров мозги ссохлись в горошину.

— Это новые изобретения, государь?

— Изобретения? Нет, я готовлю во двор­це праздник, каких ещё не бывало. Ты мог бы помочь. Но что ты можешь?

— Я многое могу.

— Послушаем!

— Государь, я могу построить каналы, и вода побежит на пересохшие поля. Я могу пригнать облака, и они прольются дождём на измученную землю. Я добуду в далёких землях семена многих полезных растений, доныне неведомых в Европе. Дайте мне дозволение, государь, и я построю пре­красные солнечные города. В них будет легко и радостно жить. Испытайте меня, государь!

Король нетерпеливо прервал его:

— Это очень мило. Но для начала при­думай какое-нибудь зрелище. Покажи на моём празднике чудеса магии, скажем, вол­шебные картины.

— Небывалое зрелище? Государь, вы, разумеется, много слышали о Гомере, слеп­це Гомере, величайшем поэте Древней Гре­ции? О Гомере, который создал «Илиаду» и «Одиссею»?

— Ещё бы, или ты считаешь меня пол­ным невежей?

— Нет, государь. Я могу показать на ва­шем празднике героев, воспетых Гомером.

Вы и ваши гости увидите своими глазами благородного Гектора и хитроумного Одис­сея, отважного Ахилла и великана Полифе­ма с одним глазом во лбу… Они предстанут перед вами как живые.

— Придумал тоже! Показать Полифема, это чудовище! Он всех дам перепугает. Нет, лучше покажи мне знаменитых красавиц прошлого! Покажи Прекрасную Елену.

— Хорошо, государь, вы увидите Еле­ну Троянскую. Но позвольте мне после праздника говорить с вами о том, что я задумал.

— Хорошо, хорошо, благодетель чело­вечества. Я выслушаю тебя, если останусь доволен.

Настал вечер праздника. Дамы и кавалеры в маскарадных костюмах собрались в бальном зале. Было тепло и душно, как перед грозой. На голове Дианы, самой прекрасной дамы французского двора, сверкал алмазный полумесяц.

Все шептали:

— Взгляните на неё! Она несравненна!

Вошел Фауст с волшебной палочкой в руке. За ним чёрной тенью проскользнул Мефистофель.

Фауст поднял палочку — и с потолка посыпались лепестки роз. Заиграла нежная музыка. И вдруг всё вокруг зазеленело, как в саду. Запели, защёлкали соловьи. Зрители разразились громом аплодис­ментов и толпой окружили Фауста. Послышались голоса:

— Вы настоящий волшебник! Изготовьте для меня любовный напиток, чародей, что­бы я мог покорить сердце жестокой дамы.

— А для меня изготовьте мазь, чтобы я стала белее снега.

— Вот моя рука — будущее.

— Немного яду, чтобы скорей получить наследство… — прошептал кто-то на ухо Фаусту.

Фауст вышел на середину зала.

— Государь, вы сейчас увидите героев Троянской войны, воспетых великим Гоме­ром. Но берегитесь подойти к ним близко и коснуться их хотя бы кончиком пальца. Случится беда. Дорогу, господа, дорогу, станьте вон там, позади колонн!

Толпа придворных расступилась, самые боязливые прижались спиной к стене. Король сел в кресло на возвышении. Невидимая музыка заиграла торжественный марш.

Двери по разные стороны бального зала растворились настежь, и в зал быстрыми ша­гами вбежал молодой воин в латах и пер­натом шлеме. Он прикрылся великолепным щитом и угрожающе поднял меч. Лицо его пылало гневом.

— Вы видите перед собой быстроногого Ахила, — возгласил Фауст, и не успел он кончить, как герои уже скрылся в противо­положных дверях.

Следом за ним вошёл темнокудрый юно­ша с тигровой шкурой на плечах. Он шёл медленно, словно хотел дать время налю­боваться своей красотой. Послышался вос­хищённый шёпотом дам.

— Это Парис, сын царя Трои Приама, — громким голосом сказал Фауст.

Парис скрылся за дверью. Его сменил человек в лохмотьях, с лицом, обожжённым солнцем, огрубевшим от морского ветра. Он держал в руке обломок весла.

— А это царь Одиссей. Вот он перед вами, такой, каким был, когда его выбро­сили волны на берег пустынного острова…

— Всё это очень забавно, — воскликнул Франциск, — но где же Елена? Я устал ждать.

— Настала и её очередь. Государь, вы сейчас увидите прекраснейшую женщину на земле — Елену Троянскую. Некогда Парис похитил Елену у супруга её, царя Спарты Менелая, и увёз за море, в далёкий город Трою. Гневом возгорелся Менелай на обид­чика и призвал к себе на помощь других греческих царей.

— Право, я словно слышу учёную лек­цию, — засмеялся Франциск. — Но где же Елена?

— Терпение, государь. На тысяче кораблей приплыли греки к тому берегу, где высились на холме белые стены Трои. Много лет длилась война, воинское счастье было переменчиво, но вот в огне запылала Троя, и погибли старец Приам и все его пятьдесят сыновей. Отравленная стрела поразила Париса. Вы увидите Елену в минуту грустного раздумья. Дорогу, господа, и ещё раз говорю вам: остерегайтесь прикоснуться к Елене!

Ну вот и конец комедии! — И Ме­фистофель взмахнул своим плащом-неви­димкой.

Поднялись клубы белого дыма и скрыли Фауста с Мефистофелем.

— Ну, доктор, — с издёвкой сказал Ме­фистофель, когда Фауст оказался на одной из парижских улиц, — поздравляю с успе­хом! Хорошо, что чёрт поспел вовремя. Не лучше ли нам бежать из Франции, пока вас не вздёрнули на виселице или не сожгли на костре?

— Нет, демон, нет, ты не испугаешь меня, — ответил Фауст. — Я хочу говорить с королём и буду говорить с ним.

— Это значит: «Чёрт, берись за дело!» Придётся мне шепнуть придворным, чтоб они смягчили гнев короля.

Через несколько дней в гостиницу «Весёлый кабан», где остановился Фауст, пришёл молодой паж и пригласил его во дворец. Король принял Фауста с улыбкой.

— Ну, чародей-чернокнижник, славно же ты перепугал весь двор!

— Простите великодушно, государь, но я предупреждал вас…

— Знаю, знаю. Так вот, я поверил в тебя.

— О государь, доверьтесь мне, и с моей помощью вы обратите Францию в цветущий сад!

— Да, да, каналы, дожди и прочее. Но это потерпит, это потом. А пока вот что! Казна моя пуста. Можешь ли ты добыть клады? В моей стране похоронено много сокровищ.

— Постараюсь, государь.

— Хорошо. А теперь самое главное. Ты слышал, верно, что я побывал в пле­ну у Карла Испанского? Он держал меня в сыром подземелье. Скупец кормил меня тухлой дичью и чёрствым хлебом. Послу­шай, чародей, помоги мне отплатить Карлу Пятому той же монетой. Я хочу ещё раз встретиться с ним на поле битвы.

— Повинуюсь, государь. Силой своих чар я создам целую армию могучих, закованных в латы воинов. Враги увидят это полчище и в страхе побегут.

— А твои солдаты погонятся за воинами Карла: ату их! И всех перебьют. А Карла Пятого приведут ко мне, как осла на пово­ду. Ха-ха!

— Но, государь, вы меня не поняли. Во­ины мои будут призрачными, как столбы тумана. Они наведут ужас на врага, а по­том рассеются в воздухе… Вы сами должны будете завоевать победу.

— A-а, так это будет просто фокус!

Франциск помрачнел и добавил:

— Но оружие-то мне нужно не призрач­ное, а настоящее, слышишь? Посильнее по­роха. Сделай для меня такое оружие, чтобы всё войско врага — одним ударом!

Фауст, бледнея, отступил к двери.

— Простите, государь, это невозможно. Я…

— Ты не можешь? Ну так ступай! Я при­зову тебя, когда понадобишься. — И ко­роль небрежным взмахом руки отпустил Фауста.

— Ну, доктор? — злорадно спросил Ме­фистофель. — Кто из нас двоих лучше зна­ет сердца королей?

— Наверное, ты! Но вот моё сердце ты знаешь плохо. Я не успокоюсь на первой попытке.

Доктор Фауст посетил императора Карла Пятого, английского короля, папу римского, турецкого султана и столько королей и герцогов, что их и перечесть нельзя. Все они просили у него денег и оружия. Просили его построить властью своих чар дворцы и замки, подарить им волшебных коней. Королевы и герцогини умоляли сделать их молодыми и прекрасными.

А под конец каждый из них шептал: «Убей моего врага!»

Но едва Фауст начинал говорить о сво­их великих замыслах, как собеседники его становились глухи и немы. Всё красноречие Фауста не могло тронуть их сердец.

А Мефистофель поглядывал на него и криво усмехался.

Наконец Фауст понял, что все попытки его бесполезны. Опечаленный, сумрачный, решил он вернуться к себе домой, в Вит­тенберг, к брошенным книгам, забытым ретортам.

Фауст вновь открыл дверь своего каби­нета. Как будто время остановилось! Утк­нувшись носом в книгу и согнувшись крюч­ком, в кресле сидел его ученик Кристоф Вагнер.

Вагнер так углубился в работу, что даже не оглянулся на скрип отворившейся двери.

— Над чем вы так увлечённо трудитесь, дорогой друг? — подходя к нему, спросил Фауст.

— А, это вы, доктор! — Лицо Вагнера осветилось радостью. — Как кстати, как вовремя! Я нашёл в старинных книгах рецепт, как создать в колбе маленького живого человечка — гомункула. Я ращу его в колбе, как кристалл. Однако сколько я ни стараюсь, усилия мои напрасны. Одна неудача за другой. Вот если бы вы захотели помочь мне, ваш ум, ваш гений…

— Да, да, я помогу вам, — согласился Фауст. — Когда-то это меня тоже очень за­нимало. Гомункул будет мыслить, говорить, мало того, ему будет открыто прошлое и будущее. И, может быть, когда-нибудь он выйдет из своей колбы и станет настоящим человеком.

И Фауст накрыл колбу своей мантией. Когда же на другой день он снял её, в кол­бе, свернувшись в розовый клубок, лежал гомункул.

— Солнце, я вижу солнце! — засмеялся тонким голоском маленький человечек. — О радость, о счастье рождения! Откройте окно настежь, я хочу глядеть на солнце.

Колба с гомункулом взлетела на воздух и начала кружиться по комнате. Гомункул глядел на солнце, радовался и протягивал к нему ручки. С тех пор Фауст полюбил беседовать с гомункулом. Это маленькое существо обладало великим разумом и угадывало мысли Фауста лучше, чем Вагнер или даже Мефистофель.

О чём вы думаете? — однажды спро­сил гомункул Фауста. — Нет, не говорите мне ничего. Я закрою глаза и увижу. Это словно сон. Круглые горы, оливковые рощи, стада кудрявых овец. А на пороге дворца, сложенного из белых мраморных плит, сто­ит женщина — образ самой красоты. Золо­тые волосы завитками падают на чистый белый лоб.

— Это Елена, царица Спарты. Такой я показал её королю Франциску Первому. Но если б я мог увидеть живую, настоящую Елену!

— Перенестись в Древнюю Грецию? Од­нако для этого надо создать волшебный корабль.

— Ты прочёл мои мысли, гомункул! Смотри, я уже начал делать чертёж этого корабля.

И вот во дворе застучали топоры, завизжали пилы. Мефистофель, посмеиваясь, доставлял из далёких стран всё, что приказывал ему Фауст: самое лёгкое дерево и самое твёрдое. Немало топоров иступили и переломали плотники. Наконец корабль был готов, остроносый, узкий. Паруса из тонкой, как паутина, ткани висели неподвижно: их мог надуть только ветер времени.

Фауст взял колбу с гомункулом и взошёл на палубу корабля. За ним нехотя последо­вал и Мефистофель.

— Право, доктор, вы тащите меня за собой, как собачку на привязи. Далась вам эта Елена! По мне, любая ведьма милее. Ох, служба, горькая служба! Тащись за Фа­устом, Мефистофель! Лететь к Елене за три тысячи лет назад! И это, по-вашему, путь познания?

— Познание слепо и бескрыло, если оно не ищет красоты, — сказал гомункул. — Но этого тебе не понять, хромой урод!

— Молчи, не высиженный цыплёнок, а то как бы твоя бутылка не треснула!

Фауст взялся за руль. Корабль сам со­бою легко и плавно поплыл по призрачному туману.

— Мы погружаемся в глубь веков, — ска­зал Фауст гомункулу. — Мы повернули вре­мя назад!

— Да, да, — откликнулся маленький че­ловечек. — Это поразительно! Сейчас все события идут от конца к началу, от смерти к рождению. Смотрите, доктор!

— И смотреть не на что, всё шиворот навыворот! — проворчал Мефистофель. Он сидел, прислонившись к мачте, и курил трубку, набив её табаком, который вывез из Нового Света.

А между тем мимо них проносились замки рыцарей, пожары и битвы. Вот старый замок лежит в развалинах. Но вдруг упавшие стены поднимаются, их лижет пламя. Мгновение — и замок цел и невредим. Как грозно глядят высокие башни! И вот замка снова нет, каменщики только закладывают его основание.

Мёртвые кости белеют в поле, и вдруг скелеты встают и превращаются в живых воинов. Воины бьются в битве. Ещё мгно­вение — и враги расходятся в разные сто­роны к своим домам и мирно садятся за стол пировать.

— О, если бы они знали, что с ними бу­дет, когда время двинется в своём законном порядке! — с горечью воскликнул Фауст. — Если бы они только знали, что им предсто­ит… Может быть, тогда они не обнажили бы мечи!..

Корабль остановился посреди какого-то города. Всё вокруг было озарено пламенем пожара. Город пылал. В клубах дыма рушились дома, слышались вопли погибающих.

Несколько женщин с криками и пла­чем метались перед высоким каменным храмом.

И только одна женщина неподвижно сто­яла на мраморных ступенях.

— Елена! — кричали женщины. — Это ты погубила Трою! Горе, горе!

Вдруг на площади появились воины с ме­чами и копьями.

— Вот царица Елена! — крикнул один из них. — Смерть ей! Жрецы хотят принести Елену в жертву богам.

— Фауст подбежал к Елене, поднял её на руки. Не успели воины опомниться, как Еле­на исчезла из глаз.

— Елена лежала на плече Фауста в бес­памятстве и очнулась только тогда, когда волшебный корабль вдруг замер на месте. Паруса его снова повисли. Корабль вернул­ся обратно в Виттенберг.

— Где я и кто ты, чужеземец? Куда ты увлёк меня?

— Подальше от твоих убийц, — ответил Фауст. — Я сберёг для людей твою красоту, царица.

— А я, признаюсь, струхнул, — провор­чал Мефистофель. — Что, если бы этот ко­рабль сломался по дороге, и мы бы пошли назад пешком, а?

С этого дня Елена поселилась в доме Фауста, и художники приходили рисо­вать её портрет. Ваятели изображали её в мраморе.

Елена пела и ткала прекрасные узоры, пока Фауст трудился в своём кабинете.

Однажды Елена спросила Фауста:

— Ты рисковал своей жизнью, спасая меня. Почему ты это сделал?

— Я спас тебя во имя девушки, которую я любил больше всего на свете, — задум­чиво и печально ответил Фауст. — Её жизнь была чиста, как хрусталь, и я разбил этот хрусталь.

— Любовь… — повторила Елена Пре­красная, и глаза её затуманились далёкими воспоминаниями.

Однажды, гуляя на закате по липовой аллее, Фауст заметил человека, плотно закутанного в тёмно-лиловый бархатный плащ. Он шёл крадучись, перебегая из тени в тень. Человек этот показался Фаусту знакомым. Да, да, это тот самый маркиз, которого он видел среди придворных короля Франциска Первого. Что надо этому хитрецу и проныре?

Фауст сразу заподозрил недоброе.

— Ах, досточтимый доктор, — сладким голосом сказал маркиз. — Нельзя спрятать бесценный алмаз от мира и думать, что это может длиться вечно. Ветер разносит слухи, как цветочную пыльцу. Мой повелитель, ко­роль Франциск, знает, что Елена Прекрасная тайно скрывается в вашей угрюмой башне. Разве это достойное её обиталище? Король хочет, чтобы прославленная красавица ук­рашала его придворные балы, освещала весь Лувр своим царственным сиянием. Вы не прогадаете, дорогой доктор Фауст! Ваша голова уже седа. А золото всегда остается золотом, и под старость его блеск стано­вится только ещё ярче!

Смущённый и озабоченный вернулся Фа­уст в свою башню.

— Тебе больше не безопасно здесь оставаться, — сказал он Елене. — Твоя бессмертная красота принадлежит всему миру. Взойди на мой корабль времени, и он перенесёт тебя, куда ты пожелаешь. С грустью смотрел Фауст, как Елена Прекрасная поднялась на палубу корабля.

Навсегда запомнит он её улыбку, полную величия и печали. Елена Прекрасная что-то прошептала. Ветер, благоухающий цветами, наполнил паруса, и корабль скрылся из глаз, словно растаял.

— Неужели она вернулась в Трою? — прошептал Фауст.

— Нет, — покачал головой гомункул. — Красота принадлежит будущему. Ты же зна­ешь — красота бессмертна!

Напрасно шпионы короля Франциска Первого искали Елену Прекрасную. Никто больше её не видел. Она исчезла столь же таинственно, как и появилась.

— Оторвитесь от ваших размышлений, доктор! — однажды окликнул гомункул Фауста. — Туман рассеивается, я вижу ста­ринный город Брюгге. Острые черепичные крыши, а за ними городская площадь. Вон виселица и палач в красном капюшоне. А вон несчастный юноша с петлёй на шее, они хотят его повесить. Но он не совершил никакого преступления, его оклеветали!

— Вам-то какое дело, доктор? — с до­садой проворчал Мефистофель. — Если на­чать спасать всех невинно осуждённых, вам некогда будет выпить глоток вина!

— Замолчи, демон! — Фауст сорвал с плеч Мефистофеля его чёрный плащ… И в тот же миг веревка, накинутая на шею жертвы, порвалась сама собой, виселица с грохотом рухнула, а юноша, ожидавший смерти, очу­тился на парусном корабле далеко в море.

— На севере Германии — чума! — как-то утром сказал гомункул Фаусту, вглядываясь в даль. — Я вижу страшную телегу, запряжён­ную измученной клячей. Тела мёртвых сва­лены как попало. Но в городе есть ещё жи­вые, их можно спасти. Вон плащ-невидимка, он висит на гвозде. Мефистофель отлучился и забыл взять его с собой. Одно мгновение — и Фауст уже накинул на себя волшебный плащ.

— Не входи в этот дом, незнакомец, там смерть! — крикнул ему старик, лежащий посреди мостовой. Но Фауст уже открыл дверь.

— Выпей это, несчастная. — Фауст под­нёс к губам умирающей женщины кубок с целебным настоем.

— Я дышу легче, с благодарностью, — прошептала больная. — Боль оставила меня. Дай я поцелую твою руку, нет, нет, я могу заразить тебя.

Фауст оставался в городе, пока справился с чумным мором.

— Но я тоже не буду сидеть без дела, — пробормотал Мефис­тофель.

— В подвале стоит поме­ло моей приятельницы ведьмы. Пока Фауст забавляется спасени­ем людишек, я потихоньку отнесу семена заразы в соседний край. То-то будет славно…

Но гомункул всякий раз рас­сказывал Фаусту о злобных про­делках Мефистофеля.

— Погоди, когда-нибудь я ещё доберусь до тебя, заморыш, грозил гомункулу Мефистофель.

Шли годы.

Однажды Фауст, уже вновь постарев­ший, убелённый сединами, сидел в своем кабинете и думал: «Неужели я никогда не увижу тебя, страна счастья? О, если б у меня был волшебный рог, чтобы созвать всех людей, которые хотят её построить! Фауст, ты слишком многое хотел совер­шить один…»

Он открыл старинную пожелтевшую кни­гу и вслух прочёл слова:

— «Время — ничто! Любить, стремить­ся — в этом великая цель жизни».

Раздался стук копыт. Фауст поднял гла­за — перед ним, злорадно усмехаясь, стоял Мефистофель. Руки с длинными острыми когтями тянулись к Фаусту. Так кот гото­вится схватить мышь.

— Так, по-твоему, время — ничто, Фауст? Ты привык шутить со старцем-временем, но просчитался. Двадцать четыре года прошли, минута в минуту. Иди со мной! — И Мефис­тофель развернул свиток пергамента. — Вот твоя подпись на договоре — она начертана кровью. Эта кровь так свежа, будто пролита только минуту назад. Я долго служил тебе. Ты затормошил меня, Фауст. Из-за тебя я страдаю одышкой. Пришла твоя очередь служить мне. Довольно пустых мечтаний — берись за дело. Ты будешь изобретать ору­дия убийства, одно страшнее другого.

— Мне служить убийству? — вскричал Фауст.

— Для чего же мне нужен доктор Фа­уст? Великий ум, ты придумаешь такое, что мне, простому чёрту, и в голову не придёт. Я тебе предоставлю превосходную лабора­торию в жерле вулкана Этна. Под твоим началом будут трудиться могучие адские чудовища. Ха-ха, вот пойдёт работёнка!

— Так ты хочешь взять меня в рабы, демон? Меня? — сказал Фауст, медленно вставая и выпрямляясь во весь рост.

— Да, тебя, великий учёный, благодетель человечества! Ха-ха! Дерзкий разум, жажда познания предала тебя в мои руки. Не зря говорил я тебе, что ты мне дороже всех королей, вместе взятых. Они способны на многое, но ты, доктор Фауст, превзойдёшь их всех.

— Так ты хочешь взять меня? — повторил Фауст. Он вдруг начал расти, расти, словно тень дерева на закате. — Ты хочешь бросить меня в свой кромешный ад и думаешь, что он вместит меня? Во мне умещаются и ад, и небо, и люди, и весь мир, а ты только часть мира, притом самая худшая. Не тебе владеть мной!

— О, ты мастер рассуждать, доктор Фа­уст! Но где твоя совесть? Ты обещал — ис­полняй! — И Мефистофель протянул Фаус­ту договор. — Двадцать четыре года я был у тебя на побегушках, и ты узнал всё, что хотел. Ты сыт познанием, теперь ступай со мной.

— Разве можно насытиться знанием? Для этого тысячи жизней не хватит.

— Ого! Ты собрался прожить тысячу жизней? Полно, Фауст, ты с ума сошёл! — захохотал Мефистофель.

— Прощай, демон, — сказал Фауст. — Ни я, ни Елена не умрём, а почему — тебе не понять. Когда в будущем другой учёный будет так же неудержимо стремиться к познанию, как я, побеждая сомнения и душевные муки, про него скажут: «В нём живёт дух Фауста!»

— Пустые слова! Ты — моя добыча, и ко­нец! Живым или мёртвым, я унесу тебя. Вот твоя подпись на договоре. Взгляни, затре­пещи и погибни!

Пламя в очаге вдруг поднялось высоким столбом, и из него вырвалась огненная са­ламандра. Она вытянулась на хвосте и пы­лающим языком лизнула пергамент, на ко­тором был написан договор. Одну минуту еще виднелось имя «доктор Фауст», потом пергамент почернел, рассыпался, и на полу осталась лишь кучка золы.

— Брысь, проклятая! — закричал Мефис­тофель. — Слизала подпись! Начисто сли­зала! Как ты смела восстать против меня, владыки огня?

— Огонь — чистая стихия! — воскликнул Фауст. — Ты же владеешь лишь пламенем пожаров, гибели и ада!

— В последний раз говорю тебе, Фауст: идём со мной, пока я не вызвал всех дьяво­лов на подмогу, — в ярости прохрипел Ме­фистофель. — Вот, вот, смотри, разверзлась бездна ада. Вельзевул, Асмодей, Люцифер, на помощь!

Но в тот же миг наверху раскрылся по­толок, и показалось звёздное небо. И лучис­тые звёзды, мерцавшие в высоте, приблизи­лись и ослепительно засверкали.

Мефистофель скорчился от боли.

— Ай, ай, жгутся, проклятые! Колют лу­чами! Слепят глаза, ничего не вижу! Где же доктор Фауст? Скрылся, улизнул. Но погоди, доктор Фауст, мы ещё встретимся! Я буду поджидать тебя на каждом повороте будущего. Ты ещё послужишь мне, ты мне послужишь!..

— Никогда! — донёсся откуда-то издале­ка голос Фауста.

Наутро пришёл Кристоф Вагнер — и за­стыл на пороге. В потолке зияет дыра, сту­лья опрокинуты, на полу куча золы, пахнет смрадом и гарью. А доктор Фауст пропал бесследно. Только его докторская мантия висит на ручке кресла. Исчез и гомункул.

— Случился взрыв вовремя опасно­го опыта, — вздохнул Кристоф Вагнер, — и доктор испарился в пространство. Какое несчастье! И от гомункула ничего не оста­лось. Хорошо ещё, что хоть книги-то целё­хоньки: ведь они завещаны мне. Но я не останусь неблагодарным: напишу о моём учителе Фаусте толстую книгу. Чтобы люди не называли его колдуном и волшебником.

Кристоф Вагнер сел за стол доктора Фа­уста и, близоруко уткнувшись носом в стра­ницу, вывел на ней крупными буквами:

«Жизнь и деяния знаменитого и досточ­тимого доктора Фауста».