Как Ими-Хиты на санках катался

Маленький Ими-Хиты ни отца, ни матери не помнит, давно они умерли. Ими-Хиты с бабушкой живет. Живут они на далеком берегу большой реки, таком далеком, что если идти туда, это место краем Земли покажется.

Растет мальчик, и дороги его растут, все дальше от дому уходят. По лесу бродит — слушает, по тундре идет — смотрит. Однажды прибежал к бабушке и говорит:

— Бабушка, кого это я видел: сам серый, хвост черный, от дерева к дереву быстро бегает, с ветки на ветку прыгает.

Бабушка отвечает:

— Это белка. Твой отец много белки добывал.

— И я добывать буду, — говорит Ими-Хиты.

— Мал ты еще, внучек, — бабушка сказала. — Ты за ней погонишься, она от тебя на дерево убежит, в густых ветвях скроется. Что ты с ней сделаешь?

В другой раз Ими-Хиты так бабушку спросил:

— Опять я видел кого-то. Весь белый, только кончик хвоста черный. Не знаешь ли, как его зовут?

— Как не знать! — смеется бабушка. — Горностай это. Твой отец помногу горностаевых шкурок приносил.

— Ну, так я побегу, догоню его.

— Ох, внучек, разве горностая догонишь! Он от тебя под корнями дерева спрячется. Что тогда сделаешь?

Еще раз прибежал Ими-Хиты, издали кричит:

— Бабушка, бабушка, не белку, не горностая я видел. Темный, как мокрая кора, этот новый зверь. Ушки круглые, хвостик пушистый.

Бабушка отвечает:

— Самый дорогой зверек тебе повстречался. Соболем называется. Отец твой говорил: шкурку соболя добыть — удача для охотника.

— Побегу я, бабушка, за ним, за своей удачей побегу!

— Ох, внучек, соболь — зверь с длинным следом. По такому следу охотник, бывает, три дня, три ночи идет. Да и чем убьешь его?

— А чем мои отец убивал?

— Луком звенящим, стрелой поющей, — отвечает бабушка.

— А сумеешь ты сделать мне лук и стрелы?

— Попробую, может, выйдет что.

Долго трудилась бабушка, ведь не мужчина она, а старая женщина. Все-таки смастерила лук, стрелы сделала, тупые наконечники насадила — на пушного зверька. Начал Ими-Хиты охотиться. Сперва за три дня одного зверька приносил, потом за один день — трех. Принесет добычу, бабушка внука накормит, напоит. Сядут вдвоем тушки разделывать, бабушка учит-показывает:

— Отец твой вот так свежевал, так шкурки натягивал для просушки.

Ими-Хиты старается, все так делает, как отец делал.

Теперь лучше стали жить бабушка и внук, есть сытнее, одеваться теплее. Ими-Хиты растет, подрастает.

Однажды говорит он бабушке:

— Бабушка, я ближние места все исходил. Смастери мне кузовок, положи в него на три дня съестного припаса. Хочу на дальних путях охотиться, дальнего зверя бить.

— Ну что ж, как просишь, так и сделаю. — отвечает бабушка. — И твои отец не все вокруг дома промышлял.

Села бабушка у очага, из гибкой бересты изладила хороший кузовок. Положила в него побольше еды, отправила внука на дальнюю охоту.

Вышел из дому Ими-Хиты, бросил впереди себя свои подволоченные лыжи. Куда они носами легли, в ту сторону он и пошел.

Идет, следы примечает. Увидел след мышки — пошел по следу мышки. Перебился тот след следом соболя, он по соболиному следу отправился. Потом ступил на песцовый след. Ни одного зверя не добыл, а от дома на три дня ушел. В кузовке съестного припаса лишь на донышке осталось. Ими-Хиты съел последнее, подумал:

«Охотничье счастье — что ветер: то в одну сторону дует, то в другую. А все-таки далеко я побывал. Верно, и отец мой отсюда домой бы повернул».

Сделал Ими-Хиты разворот на лыжах, вдруг слышит — свист по лесу идет, крик раздается, хохот, как гром, перекатывается. Ими-Хиты немножко испугался, немножко обрадовался — человек близко, а какой такой человек, не знает… Он на своем веку только бабушку и видел.

Стал Ими-Хиты меж деревьев и кустов пробираться. Вышел на высокий берег реки. Видит — с ледяной горы на санках мальчишка катается. Ростом чуть пониже дерева, брови у него — что длинный мох, волосы — что густой кустарник. Чудной такой: катится вниз — громким криком кричит. Скатится на речной лед — звонким хохотом хохочет, в ладони бьет.

Ими-Хиты глаза раскрыл — смотрит, уши раскрыл — слушает. И мальчишка его увидел.

— Иди сюда, человечий мальчик, вместе кататься будем! — закричал.

— А ты чей мальчик? — Ими-Хиты спрашивает.

— Я Менгк-поших, из семьи лесных духов, — тот отвечает. — Садись передо мной на санки, я тебя покатаю.

— Лучше я позади тебя сяду. — говорит Ими-Хиты. — Очень уж ты громко кричишь, я на санках не удержусь.

— Разве я громко кричу? — удивился Менгк-поших. — Ну, хорошо, и совсем тихонько кричать буду.

Сели. Ими-Хиты впереди, Менгк-поших сзади. Только раскатились, закричал от радости лесной мальчишка.

У Ими-Хиты в ушах зазвенело, свет в глазах померк. Упал он с санок, ничего не помнит. Долго ли, коротко ли лежал на снегу, очнулся, видит — Менгк-поших санки опять в гору тянет.

Ими-Хиты на себя рассердился, на мальчишку обиделся. Не стал дожидаться, пока тот на гору поднимется, подвязал лыжи, в обратный путь пустился, с пустыми руками вернулся к бабушке.

Время своим чередом идет. Зима кончилась, весна прошла, лето миновало, осень с дождями новой зимой сменилась. Ими-Хиты охотится, не далеко и не близко от дому уходит, добычу бабушке несет.

И как настала опять пора подволоченных лыж, Ими-Хиты в дальний путь собрался. К тому лесу, к тон горе лыжи направил, где с лесным мальчишкой катался на санках. Не дает ему покоя обида, что он тогда на санках не удержался, хочется ему над мальчишкой верх взять.

Только и в этот раз у него ничего не вышло. Хоть и сел позади, все равно упал с санок, когда Менгк-поших закричал-засмеялся.

Опять в обиде на мальчишку, в досаде на себя ушел Ими-Хиты с того места.

Год прошел. Ими-Хиты совсем вырос, парнем стал. Плечи широкие, руки сильные, на целую голову выше бабушки.

«Уж теперь-то. — думает. — не упаду с санок, хоть впереди, хоть позади сяду. Пусть Менгк-поших кричит, сколько хочет!».

Встретились на горе Ими-Хиты и Менгк-поших. Менгк-поших над Ими-Хиты смеется.

— Ну что, опять кататься пришел, с моих санок падать?

Ими-Хиты отвечает:

— Кататься буду, падать не стану.

Сели, покатились. Тут Менгк-поших так закричал, как раньше не умел. Он ведь тоже за эти годы подрос. С ближних деревьев хвоя осыпалась, на дальних деревьях ветки закачались. Не удержался Ими-Хиты — упал без памяти. Очнулся, сказал:

— Не буду с тобой больше кататься. Сам себе санки сделаю.

Взял Ими-Хиты свой топоришко, срубил тонкую березку, расколол ее пополам, стал обтесывать. А Менгк-поших стоит рядом, на его работу смотрит. Ими-Хиты махнет топором, блеснет на солнце лезвие, Менгк-поших засмеется. Так засмеется, что топор у Ими-Хиты в руках дрогнет, скользнет по дереву, даже зарубинки не оставит. А Менгк-поших еще громче смеется.

Потом говорит:

— Тупой у тебя топор, наострить надо.

Им и-Хиты отвечает:

— А на чем наострить? Я с собой точила не захватил.

— Как на чем? На моем языке наточи.

И высунул язык. Длинный, шершавый, лучше всякого точила.

Принялся Ими-Хиты водить топором взад-вперед по языку Менгк-пошиха. Щекотно тому стало, засмеялся он. Дрогнул топор в руках Ими-Хиты, соскользнул, ребром повернулся и отрубил кончик языка у лесного парнишки.

Замахал руками Менгк-поших, затопал ногами. Кричать не может, смеяться не хочет. Санки бросил, побежал прочь.

«Эх, — думает Ими-Хиты, — сам виноват. А все-таки жалко его!».

Подобрал отрубленный копчик языка, положил в кузовок и пошел по следу Менгк-пошиха.

Долго шел, и привел его след к большому селению. Дома там из толстых бревен сложены. Где лиственничных стволов не хватило, еловые клали, где еловых не хватило, клали лиственницу.

Оборвался путь Менгк-пошиха у двери не лучше, не хуже других. Видно, туда вошел лесной парень. Ими-Хиты быстро на крышу дома взобрался, приложил ухо к дымовому отверстию. Так и есть, там Менгк-поших. Слышно, как стонет и плачет, слышно, как домашние его расспрашивают, никакого толку добиться не могут. Потом говорит кто-то — может, мать, может, бабушка:

— Видишь, со средним братом что-то случилось. Беги к дедушке, спроси, какая беда, чем помочь. Дедушка все видит, все знает, он не поможет, никто не поможет.

Выбежал из дома совсем маленький лесной мальчишка. На правой ноге пляшет, левой рукой машет, поет и хохочет чуть потише Менгк-пошиха. много громче, чем Ими-Хиты смеялся, когда бабушка ему смешное рассказывала. Поплясал, поскакал, в соседнем доме скрылся.

Ими-Хиты. как белка, с крыши спрыгнул, на соседнюю крышу взобрался. Опять слушает. Кто-то в доме мальчишку спрашивает:

— Зачем, внучек, пришел? Верно, за делом тебя прислали?

Внучек ничего не отвечает, только слышно, как ногами притопывает, в ладоши прихлопывает. Поплясал, поскакал, из дому выскочил, в свой дом убежал. А Ими-Хиты все слушает. Тот же голос говорит:

— И с чего это у нас, лесных дедушек, такие лесные внуки растут — озорные да бестолковые? Когда еще ума наберутся! Придется самому пойти.

Услышал такое Ими-Хиты, еле успел с этой крыши спуститься, на ту крышу взобраться. Тут вышел из своего дома старик. Брови, как белый мох, волосы, как ворох пожелтелых листьев. Из своего дома вышел, в дом. где живет Менгк-поших, вошел. Слышит Ими-Хиты, старик говорит:

— Ну что, внучек Менгк-поших, доигрался?

А Менгк-поших ничего не отвечает, только стонет.

Мать его плачет, у деда спрашивает:

— Что же с ним такое? Бедное мое дитя никому зла не сделало. Ему кто-то зло сделал! Помоги скорей, дедушка, твой ведь это внук!

— Я ему помочь не могу, — отвечал дедушка. — Пусть тот поможет, кому наш мальчишка досадил, — человечий парень, по имени Ими-Хиты.

— А где его возьмешь, этого Ими-Хиты? — плачет мать.

Дедушка отвечает:

— Да ведь недалеко ходить! Ими-Хиты на крыше сидит. Что мы говорим, в дымовое отверстие слушает.

— Побегу позову! — мать крикнула.

— Нет, не годится. — сказал дедушка. — Ты позовешь — Ими-Хиты не пойдет, я позову — не пойдет, Менгк-пошиха и посылать не стоит — он ничего сказать не сможет. А посылать надо старшую его сестру. Кто такой красавице откажет?

Тут вышла из дома девушка. Глянул на нее Ими-Хиты, чуть с крыши не свалился. Брови у девушки, как летящая птица, косы, как поющая птица, поведет головой — слышен звон серебра и золота.

Поглядела красавица вверх, увидела Ими-Хиты. усмехнулась, слова не сказала, в дом назад пошла.

У Ими-Хиты сердце оборвалось, за красавицей покатилось. За своим сердцем и сам Ими-Хиты спрыгнул, в дом побежал. Там схватил из кузовка кончик языка Менгк-пошиха, на место приставил. Мигом сросся язык.

Менгк-поших заплясал, засмеялся, только открыл рот, чтобы закричать погромче, да посмотрел на Ими-Хиты и сказал тихонько:

— Вижу, вижу, этот мой товарищ дорогое принес, с дорогим и уйдет.

Все на Ими-Хиты посмотрели, а он глаз с красавицы не сводит. Тогда все на красавицу посмотрели — она глаз с Ими-Хиты не сводит.

Сказал тут старик:

— Э, давно, видно, надо было Менгк-пошиху язык укоротить, может, давно бы поумнел. Правду мой внучек сказал — само дело сладилось, не нам его разлаживать. Ну, как, Ими-Хиты, верно мы с внуком угадали, ответь.

А Ими-Хиты не отвечает, к девушке подошел, с ней заговорил:

— Пойдешь за меня замуж?

— Пойду, — девушка сказала.

Что ж теперь долго рассказывать — на другой же день свадебный пир устроили. После пира Ими-Хиты с молодой женой в обратный путь собрался, к бабушке своей.

Не много еще отошли, выскочил из дома Менгк-поших, стал им вслед свой язык показывать, стал смеяться, громким криком кричать. Закачались деревья, и Ими-Хиты покачнулся, а все же удержался на ногах. Теперь настоящим мужчиной он стал, женатым охотником! Разве поддастся на озорство лесного мальчишки?

Бабушка Ими-Хиты с радостью встретила внука и невестку. Так внуку сказала:

— И с твоим отцом такое было. Пошел однажды на охоту, зверя не притащил, шкурок не принес, зато жену за руку привел, ту, что твоей матерью стала. Ну, входите в дом!

Иллюстратор Мошев А.В.