Умная Унаг — британская народная сказка

Вот однажды сидит Фин со своей женой дома; тихо кругом, спокойно, никакой опасности. Вдруг видит Унаг, сунул Фин в рот большой палец.

— Что это ты делаешь? — удивилась она.

— О горе! Грозит мне беда неминучая! Он приближается! — завопил Фин.

— Да кто он-то, говори толком, — спрашивает Унаг, видя, что муж помрачнел, как ненастное воскресенье.

— Кто! Кто! Сам свирепый Кухулин, вот кто!

Плохо дело, думает Унаг, муж её величиной с башню, а Кухулин ещё больше; с кем, с кем, а с Кухулином Фину не следовало бы ссориться.

Всех великанов на многие мили кругом держит Кухулин в страхе. Рассердится, топнет ногой — вся земля ходуном ходит. Как-то стукнул кулаком по молнии — в лепешку сплющил.

Других великанов Фин не боится, а иной раз даже прихвастнёт, что и Кухулин предпочитает держаться подальше от горы Сногвали. И вот на тебе, идёт сюда Кухулин, наверняка замыслил недоброе. Не нравится это Фину, ох не нравится!

— Как бы нам перехитрить этого ужасного великана? Ума не приложу! — горестно причитает Фин. — Можно, конечно, удрать, да позора не оберёшься. Буду до конца дней посмешищем у всего великаньего племени. А как биться с этим чудовищем? Он ведь молнию кулаком сплющил, а топнет ногой — земля ходуном ходит.

— Докуда он уже дошёл? — спрашивает Унаг.

— До Данганнона.

— А скоро здесь будет?

— Завтра в два часа пополудни, — ответил Фин и, взвыв, прибавил: — Ох, не избежать этой встречи. Так мне и вещий зуб сказал.

— Ну, ну, муженёк! Не убивайся, не падай духом, — утешает Унаг Фина. — Я, кажется, сумею отвести от тебя эту беду.

— Ох, жена, спаси, если можешь. А то обдерут меня на твоих глазах, как кролика. Или ещё хуже: опозорюсь перед всеми великанами. Вот горе-то! Если бы кто другой шёл, а то ведь этот — потрясающий землю, с каменной лепёшкой в кармане, а ведь эта лепёшка была громом небесным.

— Как тебе не стыдно, Фин! Что за малодушие! Лепёшка, ты говоришь? Сдаётся мне, угощу я этого верзилу своими лепёшками, век будет помнить. Ну перестань же плакать, хватит голосить! Я буду не я, если не сумею обвести вокруг пальца эту ходячую гору.

И с этими словами пошла Унаг во двор, где у неё сохли на верёвке крашеные мотки шерсти. Выдернула девять разноцветных ниток и сплела из них три косицы. Одной обвязала правое запястье, другой — правую лодыжку, а третьей, самой длинной, — туловище под самым сердцем.

Она и раньше так делала, когда муж попадал в беду. Увидел Фин разноцветные повязки на жене — сразу духом воспрял. Не было ещё случая, чтобы крашеные шерстинки подвели.

— Есть ещё время к соседям сбегать? — спросила Унаг.

— Есть, есть, — повеселел муж.

Пошла Унаг к соседям, к одним заглянула, к другим, к третьим. Вернулась домой — в руках целая гора круглых противней, на которых караваи пекут. Замесила теста побольше. Испекла первую лепёшку — отличное вышло печево, величиной с тележное колесо, а потом стала другие печь — особенные, с железной начинкой. Вот зачем ей противни понадобились. Напекла лепёшек с подвохом, убрала в хлебный ларь. Потом отжала творог, сварила десять огромных кочанов капусты да целый свиной окорок и всё это студить поставила.

А как свечерело, разожгла большой костер, сунула пальцы в рот и трижды свистнула. Пусть Кухулин знает, что его ждут на горе Сногвали. Был у ирландцев такой обычай в древности: свистом зазывать усталого путника к очагу. Не сказала Унаг в тот вечер мужу, что задумала, только расспросила кое о чём. И между прочим узнала, что сила Кухулина заключена в среднем пальце его правой руки.

Наутро стал Фин дозором на своём тычке; немного спустя видит, движется к его горе башня не башня, а сам Кухулин — ростом чуть не до неба.

Влетел Фин в дом — лицо белее творога, что Унаг вечером приготовила. Кричит жене — совсем близко Кухулин! А Унаг улыбается: есть у неё чем гостя встретить.

— Да не бойся ты, муженёк, — говорит она Фину. — Делай, что я тебе скажу. Видишь, я кроватку застелила? Дети наши давно из неё выросли. Надевай мой чепец и ночную сорочку, она ведь как есть детское платьице. Ложись в кроватку и лежи в ней тихонько, как будто это и не ты вовсе, а младенец. Укройся пуховым одеялом, помалкивай да на меня поглядывай. Сегодня ты должен за своего собственного сыночка сойти.

Дрожит Фин от страха; едва натянул на себя одеяло, грохнул в дверь страшный удар.

— Входи и будь гостем, — проговорила Унаг.

Дверь распахнулась, на пороге вырос огромный великан Кухулин — явился точно в срок, как звёзды на вечернее небо.

— Мир дому сему! — прогремел он. — Здесь живёт славный великан Фин?

— Где же ему ещё жить! Входи и отдохни с дороги, добрый человек.

— Не с миссис ли Фин говорю? — спросил великан, входя и садясь.

— Конечно с ней. Я и есть миссис Фин, жена великого силача и храбреца.

— Ходит о нём такая слава! Говорят, он чуть не самый сильный великан в Ирландии. Но мне это все равно. Я пришёл к нему помериться силами, хочу одолеть его в честном поединке.

— Ах, какая жалость! — воскликнула Унаг. — Мужа-то моего дома нет. Умчался чуть свет в страшном гневе. Дошёл до нас слух, что один наглец по имени Кухулин отправился искать его на северный берег — туда, где великаны мост до Шотландии строят. Упаси господи, попадёт дурачок на глаза моему мужу. Он в такой ярости, что, боюсь, от бедняги мокрое место останется.

— Кухулин — это я, — нахмурился гость. — И я вызываю Фина на бой. Уже почти год гоняюсь за ним. Это от него мокрое место останется, не от меня.

— Ах, беда! Ты, верно, никогда Фина не видел, — покачала головой Унаг.

— Как же, увидишь его! Бегает от меня, как болотный кулик от охотника.

— От тебя бегает? От такой козявки? Я вот что тебе скажу: самый чёрный день в твоей жизни будет тот, когда ты повстречаешься с Фином. Одна надежда — поутихнет его гнев немного, не то ждет тебя неминучая гибель. Отдохни у меня с дороги, а как уйдешь, буду за тебя молиться, чтобы вы с ним разминулись.

Призадумался Кухулин, услыхав такие слова; сидит помалкивает. А Унаг оглянулась кругом, говорит как бы невзначай:

— Что за ужасный сквозняк! Так в дверь дует, того и гляди погаснет огонь в очаге. Жалко, Фина нет. Он бы помог горю. А ты не можешь вместо него одну работу сделать? Не в службу, а в дружбу.

— Какую такую работу?

— Поверни дом к северу задом, к югу передом, чтобы в дверь не дуло. Фин так всегда делает.

Нахмурился Кухулин. Однако встал, дёрнул себя за средний палец правой руки, три раза пальцем хрустнул. Унаг и вспомнила, что в этом пальце у Кухулина вся сила. А Кухулин вышел из дому, обхватил могучими руками дом и поставил его задом наперёд, как Унаг велела.

Бедный Фин, лёжа в постели, чуть не умер от страха: сам он за всю жизнь ни разочка, ни одного-единственного, не повернул дом даже на дюйм.

А Унаг ласково улыбнулась Кухулину и всего только спасибо сказала: дескать, чего особенно-то благодарить — работа пустяковая, всё равно что дверь отворить.

— Раз уж ты такой добрый, — продолжала она, — а Фина нет дома, не сослужишь ли ты ещё одну службу?

— Что ещё такое?

— Ничего особенного. Знаешь ведь, какая была сушь; воды не наносишься — ручей-то внизу, у подножия горы. Так Фин вчера вечером обещал мне поближе вывести воду. А утром в такой спешке умчался с тобой сражаться, что совсем забыл про своё обещание. Надо только вон ту скалу отворотить, а я пойду пока обед приготовлю.

Привела Унаг великана к скале. А скала — чуть не половина горы, в ней едва заметная трещина, приложишь ухо — и слышно, как в глубине вода журчит.

Нахмурился Кухулин сильнее прежнего: не по душе ему такая работа. Однако дёрнул средний палец три раза, глянул на скалу, ещё три раза дёрнул. Всё равно не по душе — да и то сказать, чуть не всю гору своротить надо.

Но всё-таки хрустнул пальцем ещё три раза — всего, значит, девять, — подошёл к скале, обхватил могучими руками, поднатужился и вырвал из скалы огромный кусок. Получилось на том месте ущелье — четыреста футов глубиной, полмили шириной. Оно и сейчас есть, Ламфордглен называется.

— Вот уж спасибо, — сказала Унаг. — Очень любезно с твоей стороны. А теперь идём домой, попотчую тебя чем бог послал. Фин рассердится, если я тебя голодным отпущу, хоть вы и не дружите. Уж не обессудь, еда у нас скромная.

А Фин так всё и лежит в колыбели. И трясётся от страха. Вошел Кухулин в дом, поставила Унаг перед гостем две банки масла, окорок, целую гору варёной капусты. А напоследок принесла блюдо с лепешками, которые испекла накануне.

— Кушай на здоровье, чем богаты, тем и рады, — говорит.

Налёг Кухулин на окорок с капустой, заморил червячка, к лепешкам приступил. Взял одну — открыл рот пошире, откусил да как завопит:

— Три тысячи чертей!

— Что такое? Что случилось? — удивилась Унаг.

— Ещё спрашиваешь! — кричит великан. — Что ты в эти лепешки натолкала? Два моих лучших зуба сломались.

— Ничего не натолкала. Лепешки как лепешки, — отвечает Унаг, прикидываясь удивлённой. — Я их для Фина пеку. Его сынок — вон он в кроватке лежит — тоже их очень любит.

С этими словами взяла Унаг хорошую лепешку, подошла к кроватке и дала её Фину, незаметно ткнув его в бок.

Смотрит Кухулин, а «малыш» взял лепёшку, откусил здоровенный кусок и давай жевать.

— Возьми ещё одну, — говорит Унаг и качает головой, как будто ей жалко Кухулина, — может, помягче будет.

Но и в этой был запечён противень. Куснул её Кухулин со всей силы — стыдно стало, что женщина его жалеет, — да как взревёт пуще прежнего. А Фин с перепугу тоже давай орать.

— Что ты кричишь! Ребёнка расстроил, — говорит Унаг. — Не по зубам тебе Финовы лепёшки, так и скажи.

А Кухулин совсем растерялся, даже, пожалуй, испугался немножко. Может, и впрямь лучше, что они с Фином разминулись. Шутка ли, дома ворочает, горы сокрушает, а тут ещё сыночек как ни в чём не бывало жуёт этот ужасный хлеб. Нет, видно, не сочиняет Унаг про своего мужа-богатыря.

— А может, у всех Финов есть во рту какой-нибудь необыкновенный зуб? — додумался спросить Кухулин.

— Как же, как же, есть, — отвечает Унаг. — Да ты сам посмотри. Я попрошу маленького, пусть ротик откроет, ты и пощупаешь; зуб у него глубоко, почти в самой глотке. Да уж не боишься ли ты?

Ты, конечно, уже догадался, что было дальше. В это и впрямь трудно поверить, не зная, какие глупые бывают великаны.

Кухулин, разумеется не без подсказки Унаг, сунул, дурачок, в рот Фину тот самый палец правой руки, в котором заключалась вся его сила. Фин, может, и не отличался ни храбростью, ни особой смекалкой, но в этот раз не сплоховал: оттяпал у Кухулина его замечательный палец. Как было не воспользоваться таким случаем! Стоит Кухулин посреди комнаты — пальца нет и силы как не бывало. Тут уж Фин расхрабрился, вскочил с постели. Видит Кухулин — дело плохо. И давай бог ноги.

Кухулин с горы, Фин за ним. Силы у Кухулина нет, зато ноги как ветер. Не догнать его Фину. Махнул он рукой и повернул обратно. А Унаг уже и противни из лепёшек вынула. Сели вдвоём за стол и пообедали тем, что умная Унаг для Кухулина приготовила.

(Илл. Иткин А.З.)