Все ветки на дереве давно уже зеленели. Только одна оставалась чёрной и голой, будто никакой весны и не было. Сел на неё дятел, постучал клювом и сказал: — Так-так! Абсолютно сухая ветка. Проснулась ветка от его стука и ахнула: — Батюшки! Никак, уже лето? Неужто я весну проспала? — Засохла ты, — прошелестели ветки-соседи. — Хоть бы ветер тебя поскорее сломал или человек срубил, а то ты всё дерево портишь. — Ничего, — ответила ветка. — Скоро и я зазеленею.
— Слыханное ли дело, чтобы среди лета почки раскрылись? — заворчали ветки-соседи. — Весной надо было зеленеть, весной! — Если я собираюсь зеленеть, значит, я не совсем сухая, — ответила ветка. — Хворостина ты! — рассердились соседки. — Палка, дубина, чурка, полено, коряга! — Говорите что хотите, — сказала ветка. — А я всё равно оживу. Но её твёрдые почки так и не раскрылись. Никого она не накормила, не спрятала в тени, не приютила в листве. Не цвела она и не пускала по ветру крылатые семена.
Осенью листья на ветках пожелтели и ну летать, кружиться. Ветки-соседки заснули. Теперь они и сами стали чёрными, голыми. Сухая ветка ничем от них не отличалась. Даже дятел как ни в чём не бывало сел на неё и спросил: — Чего не спишь? Давай спи, набирайся сил до весны! — И тут он узнал её: — Какой же я рассеянный! Хворостине о весне говорю! Так не бывает, чтобы сухая ветка снова ожила. Вспорхнул и улетел. А ветка выпрямилась и сказала: — Поживём — увидим. Пришла зима. Упали снежинки на ветку, укрыли каждый её сучок, каждую почку, заполнили каждую развилку. Стало ветке тепло и тяжело, словно от листьев. Мороз. Иголочки инея выросли на ветке, окутали её со всех сторон. Ветка так и засверкала в лучах морозного солнца. «Что ж! — подумала она. — Оказывается, не так уж плохо быть сухою веткой». Потом наступила оттепель. На ветке повисли капли. Они переливались, блестели, падали одна за другой. А ветка всякий раз приподнималась и вздрагивала. Словно живая. И снова снег. И снова мороз. Долгая была зима. Но вот поглядела ветка вверх: небо тёплое, голубое. Поглядела вниз: под деревьями чёрные круги. Растаял снег. Появились, откуда ни возьмись, прошлогодние листья и давай носиться по лесу. Видно, решили, что опять их время пришло. Ветер утих, и они угомонились. Но заметила ветка, что они и без ветра шуршат потихонечку. Это из-под них травинки вылезают. Травинки вылезали поодиночке, а листва на дереве распустилась вся сразу. Проснулись ветки-соседки и удивились: — Ишь ты! Хворостина-то за зиму не сломалась. Видать, крепкая. Услышала это ветка и загрустила: — Значит, я и вправду хворостина. Значит, ничего у меня не получится. Хоть бы срубил меня человек, бросил бы в костёр… И она представила себе, как загорится костёр, как вспыхнут на ней языки огня, словно большие красные листья. От этого ей стало тепло и немножко больно. Тут на неё сел дятел: — Привет-привет! Как здоровье? Не беспокоят ли жучки-короеды? — Дятел, дятел… — вздохнула ветка. — Опять ты всё перепутал: сухую ветку за живую принял. — Какая же ты сухая? — удивился дятел. — Ты просто разоспалась. Другие вовсю зеленеют, а у тебя только-только почки раскрылись. Кстати, куда девалась хворостина, которая тут торчала? — Так это же была я! — обрадовалась ветка. — Перестань говорить глупости! — сказал дятел. — То была абсолютно сухая ветка. Чего-чего, а живую ветку от сухой я уж как-нибудь отличу. Я же всё-таки головой работаю.